На улице мать ожидает ее младшая сестра, моя тетя. У мамы много сестер. Я их не люблю. Они не добрые. Когда мама приходит со мной к ним, они рассматривают меня, как чужую, как неведомую зверюшку. Так я чувствую.
Мама с ее сестрой несут меня, извивающуюся и заходящуюся в крике, в парикмахерскую. Сажают в кресло.
– Под ноль! – говорит мама.
– Не жалко? – спрашивает парикмахерша.
– Новая отрастет, лучше прежней. (Она о косе, а я уверена, что о голове!)
– Не отрастет! Не отрастет! – рыдаю я.
Я знаю, что ни руки, ни ноги, ни тем более головы у человека не отрастают. Только волосы и ногти. Но не головы!
Нет мне спасения!
– Пусть кричать перестанет, у меня сейчас уши лопнут, – смеясь, говорит парикмахерша.
– Не кричи, – велит мне мамина сестра. – Хуже будет: уши отрежут.
И после этого обещания я должна перестать плакать?
Но спасение приходит! Никогда нельзя терять надежду!
В парикмахерскую вбегает папа и выхватывает меня из кресла. Я перестаю плакать, вцепляюсь в него и еще долго всхлипываю и дрожу.
– Я же тебе сказал: не смей стричь! Зачем тебе надо, чтобы она плакала? – обращается папа к маме.
– Новые бы отросли, расчесать же невозможно! – отвечает мама.
Папа предупреждает парикмахершу, чтоб никогда больше и думать не дерзала о том, чтоб меня стричь.
Я крепко держусь за его шею и не могу перестать всхлипывать.
Оказывается, бабушка смогла позвать соседку. Та побежала за папой: «Скорей, скорей! Там Галю стригут!»
Вот он и примчался на помощь.
Папа – мой спаситель. Лучше, чем в любой сказке.
«Крик станции»
Ну, вот. Мне уже два года и девять месяцев. Лето. Все идет своим чередом. И вдруг к нам приезжает тетя Таня. Я еще не знаю, что это моя Танюсенька. Но она мне нравится с первого взгляда.
Она называет бабушку и дедушку «тетя» и «дядя».
Она устраивает в квартире генеральную уборку. Она готовит, кормит меня, водит меня гулять, когда все на работе. Она читает мне книжки. Днем и перед сном. Я больше не сижу под столом. Мока не показывается.
Так проходит какое-то время. Потом уезжает папа. Я знаю, что он едет в Ленинград учиться в университете.
– А мы поедем в Москву, – говорит тетя Таня. – Хочешь в Москву?
– Хочу, – отвечаю я.
Я ничего не знаю про Москву и не понимаю, о чем идет речь.
Про Ленинград знаю: там теперь папа.
А Москва… Что это такое?
Мы втроем: мама, тетя Таня и я едем на вокзал. Мне там очень не нравится. Очень! Там ужасно пахнет: углем, куревом, грязным туалетом, тоской… Там суматоха.
Я начинаю реветь в голос. Мама меня успокаивает:
– Ну чего ты раскричалась? Мы вместе сейчас поедем в Москву. Там красота…
– Папа! – кричу я истошно. – Папа! Хочу к папе.
– Нет папы. Уехал твой папа. А мы тоже поедем сейчас. Прекрати.
Я никак не могу уняться. Хочу – и не получается.
Подходит поезд. Он стоит всего минуту. Надо успеть, а то уедет без нас. Ступеньки поезда очень высоко, мне не одолеть. Меня затаскивает проводница. Мама и тетя залезают вслед.
Колеса стучат: та-да-дах, ты-ды-дых, та-да-дах, ты-ды-дых…
Я смотрю в окно.
Я никогда не вернусь назад в Каменку, что под Пензой. Я еду в новую жизнь.
Но я об этом и не догадываюсь.
И я, конечно, не знаю этих стихов, я прочту их студенткой, в самиздатовской тетрадке. Прочту и сразу запомню. Это про меня: