Ну, и так далее… Я часами могу развивать сюжет. Главное, чтоб никого рядом не было, а то я бормочу, и люди пугаются. Думают, что я сумасшедшая. А я – нет. Я просто так играю. И мне хорошо.

И вся улица Качалова мне очень нравится. Кроме того углового дома за забором.

Когда Женечка уходит из дома, тети ей всегда говорят: по этой стороне не ходи. И близко к тротуару не ходи.

– Но теперь-то уже можно, теперь не страшно, – возражает Женечка.

– Все равно не ходи. Кто их там знает. Не ходи!

– Ладно, не пойду.

У Женечки золотой характер, она никогда не спорит. Это все говорят.

Все равно, хоть Женечка и обещает не ходить мимо того дома, ей напоминают об этом каждый раз.

– А что в том доме? Почему страшно? Кто там живет? – волнуюсь я.

– Жил. Сейчас не живет. Жил очень страшный человек. Берия.

– А что он делал?

– Много чего плохого.

– А почему Женечке нельзя там ходить?

– Потому что он затаскивал школьниц в машину, привозил в этот дом… А потом их уже больше никто никогда не видел.

Я очень пугаюсь.

– А где он сейчас? Он точно там не живет?

– Расстреляли его. Но дом-то остался. И мало ли кто в нем…

Теперь понятно. Женечке точно нельзя там ходить! Я теперь тоже стану ей напоминать.

Мало ли что!

Летом мы живем все вместе на даче. Взрослые собираются в саду за деревянным столом и говорят, говорят. Только и слышно:

– Культ личности, культ личности!

Я интересуюсь: что такое «культ личности».

– А это когда обычный человек делает так, что его начинают почитать, как божество.

– А Бога нет, – подхватываю я.

С этим-то все ясно! Это нам все время повторяют в детском саду.

– Главное: человек не должен допускать, чтобы ему, как богу, поклонялись.

– А кто это допустил?

– Кто допустил, тот допустил. Тебе еще рано, иди по травке побегай, – уклоняются тети от честного ответа.

Я оскорбленно отхожу, но постепенно, кругами, приближаюсь к занятым беседой взрослым. Они увлеклись, не замечают меня.

Рассказывают теперь про каких-то людей, которые вернулись из тюрьмы. Кто-то из них рассказал про то, как его пытали.

– Китайские пытки и то меркнут, – слышу я странные фразы.

Изо всех сил креплюсь, чтобы не спросить, что такое китайские пытки. Прогонят.

– …Сутками стоял в каменном мешке, ни повернуться, ни сесть… Счет времени потерял… Вышел – смотрят, а он весь седой…

Я не выдерживаю:

– «В тюрьме он за правду страдал»? – спрашиваю отчаянно.

Я уверена, что не ошиблась в своей догадке. Вот, о чем мы пели эту песню с Танюсей!

– Сменим тему, – предлагает Стелла собеседникам. – У маленького ребенка очень большие уши.

Я хватаюсь за свои уши. Вдруг у меня как у Карлика-Носа они выросли, а я и не заметила?

Нормальные, обычные уши.

– У меня не большие уши! – обижаюсь я.

Все смеются. Заводят разговор про другое. Идут чай ставить…

…В шестом классе мы изучали Историю Средних веков. Мракобесие, Инквизиция, охота на ведьм, пытки… Я вспомнила совершенно отчетливо рассказы о пытках, которые услышала тогда на даче. Пожалуй, Средние века недотягивали по изощренности… Хотя их опыт явно пригодился нащим палачам…

Мне только исполнилось шесть лет. Каждое воскресенье мы с утра едем на троллейбусе на Кудринскую: выходной день положено семье собираться вместе.

На время обеда стол, в будние дни стоящий у стены, отодвигается, застилается красивой скатертью. Тетя Аня расставляет праздничную посуду. Я люблю ей помогать.

Иногда на Кудринскую даже гости приходят.

– Воскресный обед надо разделять с гостями, – говорят тети. – В тесноте, да не в обиде.