Иногда, когда смотришь на мир, словно через мутное стекло, ты не понимаешь, живешь ли ты или уже давно перестал.
– Эй, Дашенька, ну что ты как маленькая? – донесся голос санитара Борьки, в котором не было ни тени злобы, только легкая усмешка. – Обед в постель у нас даже для "палаты повышенного комфорта" не предусмотрен. Иди в столовую.
"Палата повышенного комфорта" – так они ее называют, хотя это скорее черный юмор, чем правда. Она досталась мне благодаря припадку, который случился в первый же день. Никто и подумать не мог, что я – тихая, тощая девчонка – внезапно забьюсь в угол кровати и начну орать так, будто во мне поселился демон. Мой крик был таким оглушающим, что я сама не могла поверить в свои силы. Это был не просто испуг – это был ужас, такой глубокий и всепоглощающий, что тело само перестало подчиняться.
Я не помню, что спровоцировало этот приступ. Может, страх, может, что-то еще. Но когда ко мне подошел тот мужик, пытавшийся меня успокоить, все пошло наперекосяк. Он выглядел как обычный санитар – грубоватый, но, похоже, не хотел мне зла. Он подошел слишком близко, и что-то внутри меня сорвалось. Я чувствовала себя, как в ловушке, из которой не могу вырваться.
До сих пор не понимаю, как это произошло. Мужик хотел помочь, но внезапно отлетел назад. Я не могла его оттолкнуть – у меня не было таких сил. Он сам. Сам упал, словно кто-то невидимый сбил его с ног. Помню, как он нелепо пытался удержаться на ногах, цепляясь руками за воздух, как будто хватался за что-то, чего там не было. И, конечно, не удержался. Ударился головой о тумбочку – звук был оглушающий, как звон металла.
А потом – провал. Все вокруг будто погасло.
Помню, как все вокруг затуманилось, как будто сознание медленно ускользало, но боль и страх продолжали пульсировать во мне. Я больше не понимала, что происходит, только инстинкты работали на полную мощность. Казалось, что я – дикий зверь, пойманный в капкан, который отчаянно пытается вырваться. Меня схватили санитары, словно пытались приручить хищника, который готов разорвать их в клочья. Они держали меня крепко, и я отбивалась, извивалась всем телом, брыкалась ногами, но их хватка была несломимой. Я была слишком слаба по сравнению с ними, но все равно сопротивлялась до последнего.
Я чувствовала их грубые, стальные руки, которые сжимали мои руки и ноги. Они даже не пытались быть нежными – им нужно было только одно: чтобы я замолчала и перестала сопротивляться. В какой-то момент, когда силы начали покидать меня, стальные тиски их рук сменились холодными, безжизненными ремнями, которые сковали мои запястья и щиколотки. Эти ремни были тугими, как петля на шее, и не давали возможности двинуться ни на сантиметр.
Где-то в глубине сознания я улавливала обрывки фраз, голоса, но все звучало глухо, будто я была под водой. Последнее, что я запомнила перед тем, как провалиться в темноту, была брошенная кем-то фраза:
– А девочка-то буйная оказалась. В "палату повышенного комфорта" ее.
Слова эти прозвучали с явной насмешкой, но у меня не осталось сил реагировать на это. Я улавливала только холод ремней на своих запястьях и то, как сознание медленно, но верно покидало меня.
«Палата повышенного комфорта» – звучит как насмешка. В реальности это небольшая, ничем не примечательная двухместная комната, в которой только две кровати и один рулон туалетной бумаги, гордо занимающий место на единственной тумбочке. Здесь больше нет ничего. Даже этой тумбочке, кажется, не нашлось применения. Сказали, что ко мне никого не подселят. Боятся, что я могу сделать что-то себе или тому, кого они могли бы подселить. Или, наоборот, что кто-то сделает это со мной. Хотя вряд ли кому-то вообще есть до этого дело.