>Надежда. Тарасовна!

>Тарасовна(понимает с полуслова). Сейчас позову. Мигом, мигом! (С редким для нее проворством чуть ли не взлетает по лестнице.)

>Надежда. Не могу прийти в себя! Кир, ты? Неужели ты?

>Кирилл. Привидения в двадцатом веке немодны.

>Надежда. Боже мой, ты! И какой красивый, какой молодой! Как ты смеешь говорить о старости! Ты совсем не переменился, совсем!

>Кирилл. Нет, Надя, я переменился. А если на внешности не сказалось, так потому, что в холодильнике, где я жил, всё живое консервируется.

>Надежда(слова его доходят до нее не сразу – она всё еще ошеломлена его неожиданным приходом). В холодильнике?

>Кирилл. В Заполярье. Морозы там зверские – жизненные процессы замедляются. А старение – главная функция жизни.

>Надежда(снова прижимается к нему, снова плачет). Кир!

>Кирилл. Успокойся, прошу тебя…

Сверху сбегает Белогоров, за ним спускается Тарасовна.

>Белогоров. Кирилл, неужели ты?

>Кирилл(смеется). А ты посмотри: может, не я?

>Белогоров. Ты, конечно, ты! (Троекратно целуются.) Надя, он не переменился! Раньше был неприлично почтенен, сейчас неприлично молод. Ни морщинки, ни седого волоска!

>Кирилл(явно актерствуя). Есть морщины, есть и седина – только они во мне, внутри, а не снаружи.

>Белогоров. Понимаю. Сколько ты вынес!.. А мы уже…

>Кирилл. Считали, что я умер? Знаю.

>Белогоров. Столько лет – и ни словечка, ни весточки.

>Кирилл. Десять лет в тюрьме – без права переписки. А потом… Об этом мы еще поговорим.

>Белогоров. Обязательно поговорим! Ты у нас ночуешь, это ясно. А какие планы на завтра? На ту неделю? Надолго в Москву? И откуда ты, из каких дальних мест?

>Кирилл. Леня, ты задал столько вопросов, что отвечать нужно весь вечер.

>Белогоров. Тогда скорее ужинать! Шампанское у нас есть?

>Тарасовна. Неужто же не быть!

>Надежда. Кирочка, садись на диван с Леней, а мы быстро всё приготовим.

>Кирилл. Может, помочь?

>Белогоров. Занятие нехитрое – накрывать на стол. Управятся сами.

Мужчины садятся на диван.

>Кирилл. Ты, я вижу, домашний деспот. Ввел сатрапическое правление, как говорили у нас на севере.

>Белогоров. Сатрап из меня не очень… А вот не мешать – просят.

>Кирилл. А ты этим пользуешься. Удобно прикидываться неумехой?

>Белогоров. Только в хозяйственных делах. Моя единственная привилегия – ничего не понимать в хозяйстве. В остальном я в общем нормальный человек, да и работник без особый нареканий.

>Кирилл. Скромничаешь! Думаешь, в своей глуши я разучился читать по-русски? Знаешь, как у нас называется твой «Курс хирургии внутренних органов»? Библией скальпеля! Настольная книга в клиниках. Я внимательно следил, как ты поднимался до всесоюзной знаменитости. Ступенька за ступенькой, ступенька за ступенькой…

>Белогоров. Какая там знаменитость! Именитость – это да, на это я еще соглашусь. Чины и звания – только и всего.

>Кирилл. Лауреат Сталинской премии всё-таки…

>Белогоров. Мало ли кому эти премии давали! Подошла моя очередь получать – получил. Вроде выслуги лет.

>Надежда. Леня, не скромничай! Если кто и получил премию не за выслугу, а за заслугу – так это ты.

>Кирилл. Полностью поддерживаю – как врач-практик и один из незаметных учеников и почитателей профессора Белогорова. Между прочим, на севере я первый оперировал желчные протоки по твоему методу. И не одному человеку продлили жизнь твои искусственные желчевыводящие трубы.

>Белогоров. Не понимаю, Кир! Следил за моей работой, читал мои книги, даже оперировал по моему методу, а чтоб словечко написать, хоть уведомить, что жив, – нет!

>Надежда. Ты ведь не мог не знать, как мы мучаемся от неизвестности! Я начинаю думать, что ты жестокий человек, Кир. Не сердись – я шучу, я знаю, какой ты добрый.