Кряхтя, как наша старая Вещунья, я выжала белье чуть ли не досуха и разложила его на сене, пусть досыхает. Рядом легли гольфики. Хихикнула, решив, что даже красиво получилось. Теперь пусть сохнет, ведь, судя по завываниям ветра снаружи, мы с одеждой тут надолго застряли. 

   Хорошо, хоть не гроза, ее малышка Дженни очень боится, а Лавия вместо того, чтобы приголубить дочку, может и на улицу ее выставить, чтобы боролась со своими страхами. Один раз уже сделала так, с год назад, крошка потом до зимы заикалась. А сестра только глаза закатывала, по заднице ее шлепала и язвила, что в следующий раз дочка вообще, наверное, онемеет. 

   Почему она такая? Не знаю. Хотя, в последнее время, вроде бы, оттаял немного наш снеговик. Дженни хвасталась, что мама ей персик принесла. Для нее это неслыханный поступок. Надеюсь, сестра подольше такой пробудет. Ведь, говорят же, что с возрастом сердце женщины мягче становится. Если оно не каменное, конечно. 

   А я вот в скором времени, наоборот, превращусь в ледяную скульптуру, наподобие тех, что у нас некоторые умелицы из глыб льда вырезать умеют. Холодно-то как, мамочки! Запрыгала по сараю, как полоумная козочка, напевая для храбрости. Со стороны на сдуревшую похожа, наверное. Да и пусть, тут некому на меня глазеть.

   Так я думала, пока за спиной не хлопнула дверь. Богиня, пусть это будет лишь порыв ветра! Развернулась и сдавленно пискнула, увидев Себастьяна. Ой. Одной дрожащей рукой попыталась прикрыть груди, но они, скользкие, выскакивали в разные стороны. И на кой черт такие большие выросли! Другая нырнула вниз, ладонью накрыв женский срам. И почему у женщин так много мест, которые скрывать надо?!

   Да что я делаю?! Снова пискнула, как мышь-полевка, которую лисица сдавила зубами, и рыбкой нырнула в сено. Закопалась в него и только потом подняла глаза на оборотня. Который самым бессовестным образом ржал! 

   Ах, ты конь, объевшийся вредной травы! Стиснула кулачки, но быть грозной ведьмой, сидя голой в сене, которое нестерпимо колет самые нежные места, довольно затруднительно.

   Поэтому не выдержала, тоже рассмеялась, а потом прокричала:

   - Вот тебе смешно, а мне стыдно ужасно, наглый оборотень!

   - Зря, - ответил он, - вам совершенно нечего стыдиться, госпожа Сильвия.
    
   Что это значит? Мозг тоже замерз, не соображает. 

   - Не переживайте, наглый оборотень уже отвернулся.

   Это хорошо. Но как много он успел увидеть? Наверное, все то, что я пыталась согреть козлиными прыжками, разглядел в подробностях. Как теперь ему в лицо смотреть?

   - Можете вылезать из сена, - посоветовал Себастьян, - и лучше бегите снова под дождь, обмойтесь им, иначе потом всю ночь будете маяться жуткой чесоткой.

   Он прав. Помню, как-то в детстве после купания извалялась в траве, тело потом до рассвета расчесывала в кровь. 

   - Ты не будешь подглядывать? – осведомилась с подозрением.

   - Очень бы хотел, госпожа, - снова хохотнул Себастьян, - вы сейчас представляете собой редкое зрелище, но сдержусь, уж поверьте!

   - Надеюсь, а не то понос нашлю, понял?

   - Понял. Лучше не надо, у меня стараниями вашей матушки теперь работы столько, что не продохнуть, некогда в кусты бегать!

   - А причем тут моя мама? – я осторожно встала и начала бочком продвигаться к двери, не сводя взгляда с его спины.

   - Думал, вы знаете. В наказание за то, что кутят не убил, Себастьяну теперь отдых положен только на сон. Спасибо вот ливню, передышку дал.

   - Это тебе спасибо, - мой голос дрогнул, - за то, что малышей спас.