И я подумала: «Я должна это увидеть!»

Несколько месяцев назад после изучения моих дневников Джон Робинсон был убежден, что ему в моем лице встретился настолько сложный случай, что мне необходимы особые занятия по поиску свободного времени. Он мне тогда прямо сказал: «Если вы не поедете в Париж и не сможете найти время, чтобы отдохнуть, то тогда с вами действительно происходит что-то не то». В последний день парижской конференции Джон Робинсон взял меня под руку и сказал, что настало время для заключительного урока.

Он пригласил меня на обед. Я надела джинсы, зеленую пятидолларовую футболку и шлепанцы, потому что иначе я чувствовала бы себя невыносимо на этой жаре. Робинсон был одет в зеленую трикотажную рубашку с коротким рукавом, которая явно нуждалась в стирке, и мокасины на резиновой подошве. В руках у него был поношенный пластиковый портфель. Я предположила, что обедать мы будем в каком-нибудь бистро.

Мы садимся в такси, и Робинсон просит отвезти нас на площадь Согласия к началу Елисейских Полей. Мы выходим у знаменитого пятизвездочного отеля Hôtel de Crillon, построенного в 1758 году и изначально спроектированного в качестве дворца. Здесь Бенджамин Франклин подписал с французами соглашение, в котором они признали Декларацию независимости. Напротив того места, где я стою, Людовик XVI лишился головы во время французской революции. Отель похож на Версальский дворец. Публика проходит мимо в костюмах, сшитых на заказ. Женщины одеты в мини, на ногах у них туфли с высокими каблуками. По всему видно, что они не ходят за покупками в недорогие сетевые магазины. Никогда.

С замиранием сердца я захожу вслед за Робинсоном в отель. Моя обувь громко шлепает по мраморным полам. Вышколенный персонал отеля, не моргнув глазом, проводит нас в зал ресторана, он весь в позолоте и зеркалах. Робинсон пригласил с собой Джонатана Гершуни, известного ученого-хронометриста из Оксфорда, чтобы тот поделился со мной секретами свободного времени. Под мягким светом хрустальной люстры XIX века мужчины заказывают фрикадельки из перепелов в уксусе шардоне, а я – морского леща с овощами, листьями нори и соком рукколы. Джон и Джонатан сейчас заняты новым исследованием, которое позволит представителям любой профессии увидеть, как они преувеличивают время своей работы по сравнению с реальным{50}. Бездельники все.

Робинсон считает, что найти свое свободное время – значит отыскать путь к хорошей жизни. Это требует значительных усилий. Одно время он вел дневник, где записывал, как тратит время. Тогда он работал над крупным проектом и каждый день засиживался на работе до одиннадцати часов вечера: «Я считал, что работал сто часов на той неделе. Но когда все точно проверил, оказалось, всего семьдесят два. Вот тогда я и стал скептически относиться к утверждениям людей об их времени. Я решил изменить свою жизнь, после того как осознал, что она проходила совсем не так, как я хотел. Я стал много путешествовать и выбираться куда-нибудь по вечерам. Поэтому теперь я говорю “день без живой музыки – это как день без солнца”». Робинсон разведен, у него двое взрослых детей. Он живет один. Иногда он садится в вашингтонское метро с газетой The Washington Post с воскресной вкладкой и едет сам не зная куда. Он выходит на поверхность, когда ему вздумается, и идет дальше навстречу приключениям. Джон смотрит поздние передачи по телевизору, потому что может себе это позволить. Он совершает ежедневные трехкилометровые пробежки. Зиму проводит в своей квартире в Беркли. Он почетный член Общества любителей бельгийского пива. Каждый год Джон ездит на веселый и бесшабашный фестиваль Burning Man, который проходит в пустыне Невады и всегда завершается сжиганием огромной деревянной статуи человека.