Когда от них ушел отец, Кира закрылась еще сильнее. Мать тогда подолгу лежала в постели, ей было не до ребенка. Девочка старалась лишний раз не отсвечивать.
Папа ушел к другой женщине – красивее и моложе матери Киры, как та ей подробно рассказала. И к другому ребенку. Это был не его ребенок, но почему-то он был ему ближе Киры. Отец ушел, и, казалось, сразу забыл дочь. Они больше не виделись и не общались. Несколько лет назад Кира нашла его в соцсети, посмотрела его фотографии, написала. Он прочитал сообщение, но не ответил.
Кира в детстве не осознавала, что ей больно от разлуки с отцом и от того, что мать ее не замечает. Она просто сжала свое сердце изнутри и жила так. Она не ждала, что отец вернётся или что мать изменится. Просто жила с замороженным, сжатым изнутри сердцем.
Кира помнила, как тихо стало в квартире после его ухода. Ей запомнился один эпизод, незначительный, но она возвращалась к нему мыслями снова и снова. Мама лежит в постели, отвернувшись к стене. Кира – ей лет шесть – тоже лежит в своей кровати. Ей скучно. Она голодна, хочет к маме, хочет играть. Но понимает, что матери не до того. Она знает, что должно быть тихо. Кира беззвучно играет с медведем, и, заигравшись, издает губами тихий звук – и, чего-то испугавшись, резко замолкает. Мать не двигается. Кира прислушивается еще какое-то время – тишина. Она кладет игрушку рядом и тоже отворачивается к стене.
Постепенно наступают вечерние сумерки. Темно, но еще можно что-то различить. Девочка хочет повернуть голову к маме, чтобы посмотреть, не проснулась ли она. Тело уже затекло, и Кире холодно – лежит-то она на одеяле, а забраться под него боится, чтобы не шуметь. Она не двигается. Она отчаянно боится разбудить маму. Боится, что та проснется и снова станет плакать. И не двигается.
В сумерках еще можно различить глаза игрушечного медведя. Кира смотрит в них и видит, какие они искусственные. Не мертвые, а именно искусственные. Днем, в играх, она обращается с ним и другими игрушками как с живыми, но сейчас она видит, какой он невыносимо неживой. Медведь в ответ не смотрит на девочку. Он же неживой.
Внутри Киры разливается холодная пустота. Разливается и замораживает ее. Она замерзает, но не встает с одеяла. Не хочет будить маму.
Постепенно холодная пустота заполняет Киру полностью. Девочка вдруг понимает, что тем же самым заполнена вся квартира, до самого потолка. Пустота наполняет каждый уголок. Плещется в посуде.
Когда холодная пустота заполняет Киру полностью, она вдруг чувствует легкий укол в сердце. Она думает, что пустота, наверное, была жидкостью, а теперь она замерзла и превратилась в колючий лед. Папа однажды показывал ей, как это происходит: налил в резиновую формочку воду, положил внутрь пластиковую игрушку и – в морозилку. Спустя какое-то время он достал кусочек льда с заточенной в нем игрушкой. Кира трогала лед, смотрела, как он тает.
Таял он долго.
Следующие за тем ноябрьским вечером несколько месяцев прошли спокойно и тихо. Стояла зима. Кира привычно мерзла и куталась.
В декабре она уволилась с работы. Предполагалось, что она уволится и сразу же выйдет на другую работу. Но на новом месте что-то поменялось и ее не взяли. На старую она решила не возвращаться, думая, что быстро найдет другую. Однако прошло уже несколько месяцев, а Кира все еще была безработной. Муж не был против, он зарабатывал достаточно. Ей же было скучновато. Она попробовала вернуться к рисованию. Но что-то шло не так.
В юности, когда Кира только поступила в художественный институт, в ее картинах было больше души. Она выражала через карандаш и бумагу себя, то, что было у нее внутри. Тогда ей нравилось рисовать людей. Но у всех нарисованных Кирой персонажей был изъян. Все они были неживые, как ее игрушечный медведь.