– Да нет же… Так хорошо просто поговорить с женщиной о детях, когда она их обожает, а я могу просто снисходительно улыбаться, мол, женщины… И видеть, как она во мне нуждается. А не выпрашивать все это. И картошка ее эта…

– Ты же сам просил не жарить тебе ничего. Ты же вечно с калориями и ЗОЖем заморачиваешься, плюс панкреатит. Какая картошка?

– Да, но… Иногда хочется прийти домой и навернуть жареной картошки с луком.

Изнутри Киру разъедала кислота. Глупая жареная картошка только делала все еще более гадким. Кира действительно никогда не готовила таких блюд – не любила, а мужу вредно. Она, конечно, могла бы, даже если он потом будет мучиться от боли в животе и растолстеет – это уже его дело. Но жарить картошку, потому что другая женщина пытается его этим увести – ни за что. Кира не знала, чем это закончится, но поняла, что жарить ему картошку она не будет никогда.

Они долго сидели молча. Муж постепенно пришел в себя.

– Прости меня, я какой-то чуши наговорил. Сам не знаю зачем. Она мне не нужна. Мне просто было очень хреново. Ребенок…

Кира вдруг вспомнила кое-что.

– Подожди-ка. То есть на прошлой неделе, когда я ходила тебе в аптеку за таблетками от поджелудочной, которая разыгралась якобы из-за пиццы, которую ты съел на работе…

Он молчал. Она начала стаскивать с пальца обручальное кольцо.

– Кира, не надо. Я понимаю, что натворил. И зря рассказал. Она мне не нужна. Клуша, обычная. В ней ничего нет, кроме этой обычности. Таких сотни вокруг.

– Ну, значит, один не останешься.

Потом муж извинялся, вставал на колени, упрашивал ее остаться. Она замкнулась в себе и не реагировала. Пусть валит к своей Картофельной женщине, рожает с ней картофельных деток, и пусть жрут все вместе жирную жареную картошку.

Постепенно муж тоже замолчал.

В ту ночь Кира решила спать на диване. Утром, перед его уходом на работу, они не попрощались.

В какой-то момент на Киру нахлынуло жалкое желание все исправить. Помириться. Она даже всерьез подумала пожарить картошку, но отвергла эту мысль. Хотелось спрятаться. Улечься в берлогу, залезть в настоящий кокон. Уехать от всего и отовсюду.

Кира зашла на сайт одной из социальных сетей, в которой, по ее прикидкам, должна была быть зарегистрирована Картофельная женщина. Нашла там мужа, зашла к нему в друзья, проверила коллег – расследование дало свои результаты. Картофельную женщину звали Алла. Она была старше Киры лет на 8. Все посты на странице – рецепты жирных и вредных блюд, милые картинки с детьми, цитаты про важность семьи. Однообразные фото – она на отдыхе в Турции, она с букетом (интересно, от кого), она с подругами, она с родственниками, она с чужими детьми, фото приготовленной ею еды. Кира заметила ее лайки на каждой фотографии мужа. Он тоже лайкал ее. Не все фото подряд, но на всех фото с пляжа и с детьми были эти несчастные сердечки.

Господи, чем я занимаюсь, подумала Кира. Еще немного посмотрев на лицо Картофельной женщины на аватарке (к фотографии была прифотошоплена рамка с цветами), она закрыла страницу. Потом взяла и удалила свою. Не хотелось сосуществовать с ними обоими в одном виртуальном пространстве.

Кира представила мужа и Картофельную женщину. Вот он целует ее – так же, как Киру. Обнимает ее, тянется к ней – видно, как эта женщина ему важна и нужна сейчас. Для Киры в такой момент в его голове места, конечно, нет. Картофельная женщина тоже целует и обнимает его. Как своего собственного мужчину. Тоже не думая о Кире, или, наоборот, думая со злорадством или ненавистью (если действительно серьезно влюблена в него). Вот он раздевает эту женщину, думает только о ней, жаждет ее. Вот они голые, и он берет ее, как когда-то Киру. Ему с ней хорошо, и он старается – очень старается – чтобы было хорошо и ей. А Кира – она где-то там, далеко, и совсем ему не важна. В этот момент муж, конечно, совсем не думает о ней, о том, что ей больно от этого. Это ему уже не важно. Ему главное – Картофельная женщина перед ним и то, что между ними происходит.