– Добрый вечер, – поздоровался Джереми, расплываясь в своей фирменной невинно-порочной улыбке, «улыбке падшего ангела», как недавно написали о ней в газетах.

Леонид вгляделся в его лицо, отметил застывший взгляд, суженные в точку зрачки и грубо дернул парня за плечо:

– Где ты был, скотина? Что с твоими глазами? Опять…

– Спокойно, спокойно, Лео… – отшатнулся Джереми. – Я ведь и так опоздал, правда? Потом поговорим.

Он плавно развернулся и скрылся за дверью павильона. Леонид со злостью сплюнул в высушенную солнцем траву.

– Мотор! – скомандовал режиссер.

И Джереми, уже загримированный под бесстрашного полицейского Джека Рассела, пустился бегом, петляя между металлическими прутьями, пригибаясь и перепрыгивая через препятствия.

– Активней! Активней! – командовал Том в мегафон, добавив в сторону: – Еле плетется, торчок долбаный!

Леонид наблюдал за съемкой, сидя в удобном кожаном кресле. Наконец-то он мог расслабиться и отдохнуть. Хотя пускать это на самотек нельзя. Нужно как следует припугнуть Джереми, пообещать, что еще одна такая выходка, и его снимут с проекта. В конце концов, своим безобразным поведением он подставляет не только себя, но и Леонида, который может заполучить серьезные финансовые проблемы, если Джереми будет продолжать в том же духе.

Перед очередным препятствием актер затормозил, замешкался, дыхание его стало прерывистым.

– Ну и что мы там встали? Выше, выше взбирайся! Ты меня слышишь? Черт! – выходил из себя Парсонс.

Но Джереми ступил на перекладину, ухватился за «паутину», подтянулся вверх и вдруг обмяк, словно тряпичная кукла, и рухнул вниз. Завизжала ассистентка, будто только этого и ждала, режиссер заорал: «Стоп!» Леня вскочил с кресла, с ужасом глядя, как подтекает кровью белокурая шевелюра восходящей звезды.

Небо за больничным окном подернулось розовой дымкой, и погасла наконец истерично мигавшая реклама на фасаде соседнего здания. Леонид Макеев, не слишком удачливый сорокапятилетний кинопродюсер, много лет назад эмигрировавший в Америку из СССР, устало потер воспаленные глаза. Казалось, он сидит здесь, в больничном коридоре, в ожидании вестей о Джереми уже несколько лет. Время медленно тянулось по уложенным на полу плиткам, скользило по покрытому пыльными разводами стеклу, оседало на выкрашенных унылой зеленой краской стенах. А новостей все не было. Может, это и к лучшему. По лицу врача, разговаривавшего с ним несколько часов назад, Леня понял, что травма, полученная при падении, могла стоить охамевшему наркоману Джереми жизни. Неужели двадцативосьмилетний парень так нелепо погибнет из-за собственной глупости? Проклятие, все одно к одному!

Леонид никогда не считал себя удачливым человеком, но на этот раз невезение превзошло все ожидания. Представить только – двадцать лет он крутится в этом чертовом Голливуде, за плечами десятки сериалов, не продвинувшихся дальше пилотных серий, да парочка никому не известных малобюджетных боевиков. Но и это было неплохо для бывшего советского подданного, прикатившего в благословенную Америку без денег, без связей, практически не владевшего языком, зато с огромными амбициями и намерением в два счета сделаться крупнейшим голливудским продюсером. Да и кто бы допустил его, нищего эмигранта, до сладкого голливудского пирога? Вот и приходилось все эти годы с трудом карабкаться вверх, имея перед глазами манящую утопическую цель отстроить себе небольшую уютную виллу рядом с домом Аль Пачино в Беверли-Хиллз.

И вот впервые удалось заполучить серьезный проект. Телевизионный детектив про Джека Рассела зрители должны были схавать на ура. Да и денег удалось выбить прилично. Режиссер, правда, не хотел брать на главную роль Джереми, но исполнительный продюсер Леня убедил его, что юный красавчик, успевший засветить свой скульптурный торс в рекламе нижнего белья, обеспечит им небывалый успех у женской аудитории. Кто же знал, что проклятый засранец заторчит? Да что там, все знали! Леонид с досадой стукнул кулаком по колену. Один он поверил клятвам и обещаниям. И вот теперь все может рухнуть в тартарары из-за лишней дозы героина.