От бабки ждать понимания тоже не приходилось. Убедившись, что физически внук здоров и страшное позади, она успокоилась и хандру Леонида считала блажью. Подумаешь, несчастье, не война же, не голод! Слава богу, жив, здоров, не инвалид, работать можешь. Ну не вышло со спортом, так что ж теперь, руки на себя накладывать? Хватит дурью маяться, работай иди.

Единственный, кто по-настоящему понял, что произошло, – младший брат Алешка. Леонид был благодарен ему. Брательник не лез ни с участливыми расспросами, ни с натянуто-веселыми разговорами, не охал над ним, но и не ворчал, что тот с жиру бесится. Кажется, он и вообще ни разу не заговорил с Леней о постигшем его несчастье, но по преданным внимательным глазам брата ясно было, что, если только старший попросит о помощи или хотя бы намекнет, Алеша придет на зов в ту же секунду. Впрочем, закончился учебный год, начались летние каникулы, и он уехал куда-то на Волгу, в спортивный лагерь.

Леня старался поменьше бывать дома. Постоянные скандалы матери и бабки действовали ему на нервы. Вот только сегодня днем, когда он уходил, весь дом, казалось, сотрясался от их криков.

– Опять Аркадий Петрович? – громыхала бабушка. – Сколько у тебя этих Аркадиев Петровичей за последние годы перебывало. У тебя волосы уже седые! Хоть бы детей постеснялась, бесстыдница. Шляешься по ночам, как проститутка, все соседи пальцами показывают…

– Мама, ты меня с тридцати лет старухой считаешь… – оправдывалась Лариса. – А я еще молодая, я жить хочу!

– Ну так живи, кто тебе мешает? Но ты не жить хочешь, а по мужикам шастать. Аркадий Петрович… Позорище!

– Мама, мы расписались! – неожиданно выдала Лара.

– Да какое мне дело… – не унималась бабушка и вдруг притормозила, вытаращила глаза и схватила дочь за руку. – Как расписались? Да когда ж вы успели?

– Вчера! – со слезами в голосе выкрикнула мать. – Вчера днем. Аркадий теперь мой законный муж, и ты не имеешь никакого права…

– Законный муж? – ахнула Валентина Васильевна. – Ты что же, еще одного кобеля сюда приведешь? Не выйдет! – она сунула ей под нос морщинистый кукиш. – Мало мне вас, спиногрызов, ты еще одного на мою шею решила посадить?

– Мама, у Аркадия прекрасная квартира. Ему твои квадратные метры даром не нужны. К тому же мы собираемся… – Мать резко осеклась и, махнув рукой, умчалась по коридору в свою комнату.

– Что собираетесь? Куда собираетесь? – бабка двинулась следом.

Леня не стал дослушивать, чем закончится очередная серия семейного телефильма, и отправился в давно облюбованный кабак в соседней подворотне. Казалось, теперь это было единственное спокойное и умиротворяющее место в огромном мире, полном раздражителей.

Здесь он мог затеряться среди случайных посетителей, раствориться, слиться с толпой, избавиться от необходимости с кем-то говорить, что-то объяснять, кого-то слушать. Здесь не оставалось ничего из прошлой жизни. Ничего, кроме мыслей, беспощадно, безостановочно крутящихся в голове. Кто я теперь? Как жить дальше? И нужно ли мне это, жить дальше? Что изменится, если в одно мгновение Леонид Макеев вдруг просто перестанет существовать?

От этих мыслей начинала мучительно гудеть голова, перед глазами взвивались и мельтешили черные «мухи». А избавиться от них можно было только одним способом – снова и снова отхлебывать мутную вонючую жидкость из плохо вымытой кружки.

Было темно, когда Леня, опорожнив несчетное количество пивных кружек, возвращался домой. Прохладный августовский вечер плавно покачивался, горевшие вдоль улицы фонари сливались в длинную мерцающую линию. За ярко освещенными окнами окрестных домов матери разгоняли по кроватям непослушных детей, кое-где подмигивали голубые огоньки включенных телевизоров. На дверях магазинов уже покачивались тяжелые металлические замки. Леня чувствовал приятное умиротворение. Теперь нужно было быстрее добраться до квартиры, и тогда до утра он погрузится в теплый, медленно кружащийся перед глазами кокон.