– Ну я Владлен, а ты кто?

– Петя, – спокойно ответил я, – Балашов моя фамилия.

– Родственник Клавдии Николаевны что ли?

– Ага, сын. Разговор есть.

– Ну заходи, – посторонился он.

– Не, – помотал головой я, – лучше прогуляемся – погода хорошая, чего в помещении вопросы решать?

– Щас я выйду, – буркнул он и закрыл дверь, а я спустился вниз и сел на пустую лавочку у подъезда.

Игоревич появился очень быстро, одетый в спортивный костюм. Я встал и мы вместе перешли через проспект Жданова к зеленой зоне вокруг стадиона ручных игр.

– Чего сказать-то хотел? – прямо спросил он меня.

– Слушай, Влад, – перешёл я на ты, – не надо к моей матери приставать, ладно?

– А тебе какое до этого дело?

– Не, – развеселился я, – действительно – какое, блять, мне дело до того, что моя мать каждый день с заплаканными глазами домой приходит? Почти что никакого.

– А она, что, плачет? – снизил тон он.

– Ну насчёт каждого дня это я загнул конечно, но пару раз в неделю точно, – ответил я.

– Нравится она мне, вот чего, – Игоревич достал из кармана пачку Беломора, предложил мне, потом закурил, опершись ногой на ограду вокруг пруда.

– Да это я уже и так понял, – махнул рукой я, – вопрос в том, что ты ей не нравишься.

– И почему это?

– Она говорит, что у тебя изо рта нехорошо пахнет, – бухнул я ему главный аргумент.

– Да ну? – изумился он, – а я и не замечал.

– Обычно это дело бывает, когда проблемы с желудком, – просветил его я, – ты бы проверился у этого… у гастроэнтеролога, заодно и здоровье поправишь… а дальше уж как получится. Прямо скажу, что лично у меня против тебя ничего нету – мать женщина достаточно молодая ещё, семью создать совсем не поздно. Только реши вопрос с этим запахом. Зубная паста со вкусом чего-нибудь там может ещё помочь и эти… полоскания в аптеке продаются – врач, короче говоря, всё по полочкам разложит, лады?

– Лады, – как-то даже смущённо отвечал Игоревич, – постараюсь решить этот вопрос в короткие сроки.

Погорелый театр

– Чего сидите-то? – высунулся Аскольд из дырки в полу, в которую уходила винтовая лестница, – там в зале семинаров театр выступает, а вы тут сидите.

– Да ну? – удивился я, – и что за театр?

– У Никитских ворот называется, за главного там такой Марк Розовский, говорят, – ответил он

– Ну тогда надо сходить, – я отложил в сторону плату с недопаянными микросхемами, выключил паяльник, снял белый халат и встал.

– Шурик, пойдёшь? – спросил я у соседа.

– Можно, – лениво ответил тот, – только я первый раз слышу и название, и фамилию эту.

– Ну вот может и запомнишь, а ты, Оля, как относишься к театральному искусству? – спросил я у неё.

– Не пойду я никуда, – надула она губы, – у меня работы полно ещё.

А по дороге к залу семинаров Аскольд просвещал нас насчёт этого театра.

– Я слышал, что у них там очень оригинальная концепция творческого процесса – зрителей они в действие вовлекают.

– Это как? – удивился Шурик.

– Очень просто. Берут первого попавшегося зрителя за шкирку и тащат его на сцену…

– И чего он там делает, первый попавшийся? – продолжил удивляться Шура.

– Вовлекается в сценарий, чего – далее следует сплошная импровизация с элементами здорового юмора.

– Надо подальше сесть, – озаботился Шура, – что-то мне никак не светит такое вовлечение.

– Ну а чо, прикольно, – сказал я, – когда ещё на сцене рядом с настоящими артистами покривляешься на халяву.

– Ты тогда в первые ряды проходи, если не боишься, – предложил мне Шурик, – а мы где-нибудь сзади уж пристроимся.

Я так и сделал – зашёл в двери, которые ближе к сцене находились, и сел на свободное кресло в первом ряду с краю. А спектакль тем временем уже начался, была это инсценировка чеховского рассказа «Унтер Пришибеев», насколько я сумел понять.