С той стороны говорили долго. Антонина кивала, стряхивая пепел на пол. Леонид Саввич пытался увидеть в ней инопланетянку, но не был ни в чем уверен.

Наконец Антонина попрощалась с Оскаром, обернулась к Леониду и сказала:

– Придется снимать с мумии.

– Как так? – Леонид Саввич ничего не понял.

– А так – пойдем в Мавзолей и снимем.

– Ты с ума сошла!

– Нет. Ты пойдешь с нами и все для нас сделаешь.

– Ни в коем случае! Я на это не пойду!

– А как марку с маленькой буквой «ф» из чужой коллекции вынимать, это ты можешь?

– Какую марку?

– Леваневского.

Чтобы поднять уровень духа у Леонида Саввича, Антонина перед ночной операцией позвала его в номер, но пить не давала, а была деловита, шустро разделась, раскидав изящные вещи по узорчатому паласу, и торопила любовника. Леонид Саввич запутался в брюках, рассердился и вообще хотел одеться и уйти.

– Возьми себя в руки, птичка, – спохватилась Антонина. – Я ведь жертва эпохи. Все на ходу, обедаем бутербродами, спим в самолетах.

Она была похожа на нечто русалочье, гладкое и только из воды.

Она сладко потянулась и закинула за голову полные руки. Груди дрогнули, всколыхнулись, и Леонида Саввича охватила страсть.

– Я понимаю, – сказал он, – бутерброд на обед…

На этот раз женщине удалось направить его в должное русло, и, прежде чем завершить акт, Леонид Саввич даже смог раззадорить жадную плоть Антонины Викторовны.

– Еще! – шептала, кричала, настаивала она, но «еще» не получилось, и Антонина оттолкнула любовника.

И на этот раз выпить ему она не дала, а сама приняла только сто грамм. Одевалась она ловко, как будто утром на службу.

– Не боись, – сказала она, – ничего дурного не произойдет. Оскар позаботится.

– Но мне-то зачем в Мавзолей? – спросил Леонид Саввич. – Я же не научный сотрудник.

– Но ты сотрудник института.

– Я не пойду на уголовщину!

– Ты одевайся, одевайся, – сказала Антонина. – Скоро машина придет.

– Нет!

– Значит, так, сдаешь обратно коллекцию, а на работу мы сообщаем, что ты спер ценную марку у несчастной вдовы.

– Нет!

– Застегни мне платье. Да не рви ты пуговицы!

– Вы можете все взять.

– Мы не можем все взять. Как я могу вернуть Сонечке твою честь и честь семьи? Хорош верный муж…

У Леонида Саввича голова шла кругом – буквально, а не в переносном смысле. Он взялся за край письменного стола – чуть не свалил телевизор. Антонине пришлось поцеловать его, приласкать, чтобы пришел в себя.

Институтский «рафик» остановился перед гостиницей. Там уже был зам по режиму и незнакомый Леониду доктор – оба в белых халатах. Алик передал белый халат Леониду Саввичу. Тому было неловко надевать его в движущемся автомобиле, но шеф по режиму настоял, чтобы тот натянул его прямо сейчас.

Окошки были затянуты шторками. Леонид Саввич как-то ездил в этом «рафике» по делам, но обычно машину держали именно для проверочных рейдов к Кремлю. Там была аппаратура. В «рафике» было душно, пахло французскими духами Антонины. Леонид страшился, что сейчас в «рафик» заглянет охранник и увидит, что к Ильичу едут самозванцы.

Машина остановилась возле Спасской башни.

– Буль-буль-буль, – были слышны голоса снаружи. От открытого водительского окошка, за которым угадывался силуэт милиционера, тянуло жутким холодом. Сонечка знает, что он задержался на работе: сложный заказ, объявлена мобилизация всех сотрудников. Пришлось попросить зама по режиму, которого, как говорит Антонина, купили с потрохами, позвонить и подтвердить, что Малкин мобилизован. Все равно Соня не поверит.

Ну вот, сейчас откроется дверь и их попросят…