В довершение ко всему перед глазами почему-то возникла фотография Ангелины Несмеяновой. Но не та, где она живая, юная и красивая. Другая: длинные рыжие волосы, разметавшиеся по грязному асфальту, левая рука неестественно откинута, хорошо видна в свете вспышки фотоаппарата ночная рубашка с высоким горлом, охватывающим шею.

На розовом шелке в мелкий зелёный цветочек рваные дыры. Господи, это ведь от её ногтей… Неужели она летела с пятнадцатого этажа и рвала на себе рубашку?

Я смотрела на ту фотографию не больше трех секунд. Почему я так отлично запомнила все, что на ней было изображено?

Послышался смех. Я бы с удовольствием посмеялась тоже, если бы он не раздавался откуда-то из глубины леса.

Мороз продрал по коже, и теперь мой шаг смахивал на лёгкий бег.

Кто бы не смеялся в этом сумрачном лесу, встречи с ним я от всей души желаю избежать. Достигнув тропинки, сворачивающей к дядюшкиному дому, я обернулась.

Ветер затих и между стволами деревьев, казалось, поселилось безмолвие. За ближайшими стволами елей хрустнула ветка, и тускло блеснул розовый в зелёный цветочек шелк.

Я, забыв про приличия, рванула к дядюшкиному дому, и на шаг перешла только у крыльца.

– Ты что, бежала? – поинтересовался дядя равнодушно.

– Просто жутко соскучилась по вам, дядюшка, – выдохнула я, снимая куртку.

Дядя скептически хмыкнул и скорчил рожу.

Ночью долго не могла заснуть, ворочалась, проигрывала в памяти разговор с Гаем и впечатления от дороги домой. В том, что смех мне не померещился, я уверена.

Но ночная рубашка умершей девушки между деревьев? Это слишком жутко…

Наверное, просто сказывается впечатление от той страшной фотографии. Впрочем, если в тёмном осеннем лесу звучал смех, то я уже ничему не удивляюсь.

Так что ты там говорил про защиту, Гай?

Если раньше у меня было хотя бы какое-то личное время, то теперь всё изменилось. Разом навалились различные дела: предстоящая аттестация в «Согинее», потребованная дядей генеральная уборка его помещичьей усадьбы и увеличение объёмов работы в библиотеке из-за болезни заведующей.

Я разрывалась между домом, учёбой и работой, умудряясь готовиться к занятиям даже в троллейбусе.

Амина всё звала куда-нибудь развеяться. Наверное, имело смысл наконец-то дойти до клуба, куда мы с ней собирались ещё с самого сентября. Но, учитывая мою чудовищную загруженность, выбрать время для посещения клуба было тяжело.

Не хочу загадывать, но может быть, в эту пятницу что-то и получится.

Пару раз ко мне на работу заходил Гай. Я старалась его выпроводить. Он опирался о дверной косяк, и некоторое время наблюдал, как я улыбаюсь читателям, делаю ксерокопии, расставляю книги.

Его присутствие нервировало, и я улыбалась невпопад, портила ксерокопии, роняла книги. Не знаю, откуда, но Гай был более-менее в курсе моих дел и, так же, как Амина, утверждал, что я последнее время плохо выгляжу и мне нужно отдохнуть.

Все мои слова о том, что мой усталый внешний вид уже два года как не его забота, были бесполезны. Он обязательно говорил в ответ что-нибудь такое, от чего я терялась и не знала, как ответить. Если раньше с некоторым даже удовольствием я постоянно ставила его в тупик, то теперь он научился делать это не хуже.

Будто мстил мне.

Зато моя жизнь приходила в норму. Я обретала почву под ногами: друзей, учебу в хорошем вузе, самостоятельно заработанные деньги. Потихоньку у меня начало появляться уютное чувство дома.

Да и дядя, кажется, привык и уже придирался не так сильно, как вначале.

В пятницу все-таки образовался свободный вечер, и мы поехали в клуб со странным названием «Зелёный свет». Ами и Эльвира разоделись в пух и прах, чего не скажешь обо мне.