Молитвы были услышаны. Спустя короткий промежуток времени Министр выкрикивает мое имя и замирает, прижавшись еще теснее. На этот раз нет ни обморочной пелены перед глазами, ни острой боли между ног. Даже к жжению в спине я уже привыкла – одинаковая, ровная, монотонная. Мужчина позади рвано дышит, гладит мои руки, запускает пальцы в спутанные волосы. Чуть двигаю бедрами, надеясь освободиться от его плоти, но он против. Резко хватает за талию и притискивает к кровати.

- Еще минутку, - расслабленно шепчет в шею. – Подумай пока, какой подарок хочешь. Любой…

И продолжает наглаживать меня. Хорошо хоть отпускает при этом. Касается груди, сжимает, тискает, крутит соски. Потом опускает руку вниз – трогает там, нажимает, проводит по тому месту, где мы сейчас едины, размазывает перемешавшуюся влагу. Чувствую острый пряный запах – непривычный, дразнящий, отталкивающий. Прикрываю глаза и кладу голову на постель. Пусть делает, что хочет. Мне уже почти хорошо.

Следующие сутки я провела в замковом лазарете. В отдельном помещении за занавеской. Моей спиной занимался тот же врач, а прочими вопросами та же женщина. Правда, со мной при этом они почти не разговаривали. Перевязывали, кормили, промывали раны и коротко отвечали на вопросы. Не более. Наткнувшись пару раз на непробиваемую стену отстраненности, я и спрашивать перестала. Какая разница? Все узнаю, когда время придет. Кроме лечения меня постоянно пичкали какими-то отварами. Уже к ужину следующего дня поняла, что это нечто специфическое. Резко все стало безразлично. Будто и не произошло ничего такого.

Наутро меня перевели в жилое крыло, в ту же комнату. Врач, прощаясь, снова вручил банку с мазью. А женщина, которую, как выяснилось, зовут Корделия, лично проводила и буквально поразила внезапной словоохотливостью. Она показала все не только в самой комнате, но и этаж. Душевые предсказуемо общие, кухня тоже. Не очень поняла, зачем мне столько информации о жизни во дворце и поторопилась спросить, когда попаду домой.

- Министр не давал подобных распоряжений. Велел поселить тебя здесь. Не волнуйся, Майра, через пару дней выйдешь на работу. Трудодни будут закрываться на фабрике.

- Но…

Начала я, но Корделия моментально перебила.

- Больше ничего не знаю, - отрезала с каменным лицом и ушла.

Осталась одна. Пусть Корделия и сказала, что еду будут приносить готовую, а настенный светильник всегда будет гореть, если я того захочу – все равно сильно не по себе. Зачем он оставил меня здесь? Для чего? Как долго продержусь, если станет звать к себе регулярно? Весь день эти мысли не отпускали. Ужасно хотелось сбежать в свой квартал, к тете. Но я понимала, что ничем хорошим это не закончится. И скорее всего, не только для меня. Перебирала в голове все сплетни, что когда-либо слышала о Министре. Поговаривают, что в нем течет не только человеческая кровь. О его жестокости судачат так часто, что это давно считается правдой. Теперь точно знаю, что не выдумки. Вспомнила еще - иногда упоминают о его проблемах с женщинами. Почему-то всегда думала, что это означает, что Министр слаб в постели. Но вроде нет. Тогда что? И ведь не спросишь, только если случайно кто-то сболтнет.

Два дня провела взаперти. Не уверена, что не могла выйти из комнаты, просто не пыталась. Зачем? Куда мне здесь идти? К вечеру второго дня заглянул врач, осмотрел затянувшиеся раны, дал новые рекомендации и подписал разрешение на работу. Сжала в пальцах эту бумажку и забилась в угол кровати. Может, все же отпустят на фабрику? Но нет. Вскоре Корделия принесла новую одежду серо-синих цветов.