– Платт был невысок – должно быть, он весил меньше девяти стоунов. Лоуренс, хотя был значительно выше, отличался худобой и едва ли весил больше одиннадцати. А что касается бедной малютки Фэн, она была совсем миниатюрной.

– Три человека были убиты, одному удалось спастись. Чем вы отличаетесь от остальных, Монтессон? – спросил Лоу.

– Если вы имеете в виду, что я вешу больше всех, то так и есть, безусловно. Во мне около пятнадцати стоунов. Но что это меняет?

– Решительно все. Очевидно, у этих колец недостаточно силы, чтобы лишить человека жизни, просто удушив его. Нужно еще и повесить жертву. Вы оказались для них слишком тяжелым, и они с вами не справились.

– Но что это за кольца?

– Вот они.

Лоу поднял руку с зажатым в ней то ли побегом, то ли щупальцем – заостренным к концу, красновато-бурым, с редкими треугольными зубами, окаймленными алым. Его собеседники уставились на непонятный предмет, а потом Монтессон выпалил:

– Это же лиана на стене! – В его голосе звучало разочарование. – Не может быть! И к тому же – разве у этого растения есть кровь?

– Давайте пойдем и посмотрим на него, – сказал Лоу. – Этот плющ никогда не срезали, поскольку каждую зиму он полностью увядает, а летом отрастает снова. Смотрите! – Он достал нож и отсек кожистый побег. Брызнул сок, и на манжете появилось темно-красное пятно. – Насколько я знаю, единственным, кто резал эту лиану, был мистер Лемперт, когда он прикреплял ее к стене. Он умер от потрясения, увидев на пальце красную каплю, поскольку что-то знал о смертоносных свойствах этого растения. Однако, хотя оно может одурманить, что и показало ваше состояние нынешней ночью, Монтессон, это не смертельно. Даже для того, чтобы лишить жертву сознания, соки должны проникнуть в кровь. Все убийства произошли в пределах досягаемости для щупалец этого растения. А еще – в одно время года, то есть в то время, когда плющ разрастается пышнее всего. Монтессону удалось спастись еще и благодаря нынешней засухе. Этим летом лиана разрослась хуже обычного, верно?

– Да, ее побеги тоньше – гораздо тоньше и короче.

– Вот именно. Так что ваш вес спас вас, хотя ядовитые шипы и вызвали временное оцепенение. Я этого боялся и предупреждал, что нужно пустить в ход нож.

– Но где же у него мозг? – воскликнул Фримантл. – Неужели у него есть и воля, и знания, и злые намерения?

– У него самого, насколько я понимаю, нет, – отвечал Лоу. – Возможно, вы припишете все случившееся длинной цепочке совпадений, однако я предлагаю иное объяснение, которого веками придерживались оккультисты других стран. И Пифагор, и другие мыслители учили, что душа всякий раз, при каждой инкарнации, воплощается в новой форме – либо высшей, либо низшей. Вспомните учение браминов – и, добавлю, различных африканских племен, – согласно которому дух смертного существа в момент внезапной или безвременной гибели может вселиться в растения или деревья определенных видов, поскольку эти растения от природы привлекают к себе подобные сущности. Далее, говорят, что такой душе, воплотившейся в низшей форме, на некоторое время даруется способность к осознанным действиям, добрым или злым, и эти действия влияют на дальнейшие инкарнации.

– Что вы имеете в виду? В чем вы пытаетесь убедить нас? – спросил Монтессон и осекся.

– В нашу эпоху неверия трудно облечь подобное в слова, – сказал Лоу, – однако мы знаем, что рядом с этим растением умер человек, скажем так не очень хороший, причем он был привит его соком. Фримантл знает, что этот плющ – малайская лиана, принадлежащая к семейству, которое обладает удивительными свойствами и способностями. Мне вспоминается старинная история об анчаре и другая, более современная, о дереве-убийце, которое обнаружил герр Болтце близ Колве в Восточной Африке. Были и другие схожие случаи.