– Он в шоке!
– Жив?
– Да!
– Слава богу!
– Вытащите его!
– Не вытаскивайте! Сейчас «Скорая» приедет! Не трогайте!
– Зажигание выключите!
– Федра! – Ко мне пробился Боков. – Ты как?
– Нормально. – Трясущимися руками я передал Бокову чемодан, который, как выяснилось, я всё это время прижимал к груди. – Нормально.
– Идти можешь?
– Подожди!
Голова побаливала, постукивала, посвистывала, шумела, но работала. Голова помнила, что идёт расследование, поняла, что всё вокруг – его часть, и стала делать выводы.
Невидимка нашёл ключ от камеры хранения и успокоился, но вот какое дело: Торопов должен был просто назвать имя и подтвердить свои слова каким-нибудь доказательством. Что ему держать в камере хранения? Подробное досье на Тину? Флешку с записью её игрищ? Пачку компрометирующих фотографий? Да мне ничего этого не надо, мне нужно было только имя.
– Федра, полиция совсем рядом!
Общаться с блюстителями порядка желания не было. Я понимал, что меня быстро оставят в покое, но не хотел тратить время. Лучше уж отправиться домой и поспать или просто понежить побитую голову на подушке.
«Думай… Думай!»
Я открыл перчаточный бокс. Выбросил на пол какие-то бумажки, карту, страховку. Нет. Торопов сидел за рулём, сильно торопился и должен был держать доказательство где-то рядом, под рукой, чтобы отдать его максимально быстро.
– Федра!
Я откинул солнцезащитный козырёк и взял лежащую там фотографию: Тина с какой-то блондинкой. А на обороте надпись: Джина Разбегаева.
День 5
Доказательством Торопова оказалась распечатка файла весьма плохого качества. Нет, вы не поняли: сама распечатка была хорошей, выполненной на качественном лазерном принтере, а вот фотография – дрянь. Её сделали на телефон в каком-то клубе, причём сделали быстро, чтобы никто не заметил, рука фотографа дрогнула, и изображение несколько смазалось, к тому же – минимальное освещение… Другими словами, лица на фотографии не столько виднелись, сколько угадывались, но этого было вполне достаточно.
Тина Мальцева и Джина Разбегаева были запечатлены обнимающимися на каком-то диване. Весёлые, жизнерадостные, весьма фривольно одетые и – это чувствовалось – изрядно пьяные. А на диванном подлокотнике пристроился полуголый мускулистый мужик, правая рука которого откровенно ласкала Тину. «Девушки и стриптизёр. Триптих. Часть вторая».
Я ожидал, что с появлением фотографии моё участие в расследовании закончится и белокурую Джину будут допрашивать мордовороты из личной охраны разъярённого Мальцева, однако директор среагировал на доклад более чем спокойно. Возвращение денег воспринял как должное – не сомневался, что так и будет, рассказ о смерти Торопова вообще прошёл мимо его внимания, фотографию изучил брезгливо, буркнул: «Дрянь» – и равнодушно сообщил мне, что его люди помогут вычислить Джину.
И всё!
Вы, конечно, поняли, что грузить столь важного человека рассказами о невидимке и странном способе создания аварии я не стал, однако даже эта интригующая подробность вряд ли вернула бы директору Мальцеву интерес к расследованию.
Его горе исчезло так, словно выключилось.
Странно, очень-очень странно для человека, который буквально два дня назад думал лишь о том, как бы побыстрее отыскать убийцу ненаглядной супруги. Но в этом деле оказалось столько необычных и страшно необычных деталей, что изменившееся поведение директора выглядело среди них заурядным эпизодом. Мальцев не объявил о прекращении расследования – и то хорошо.
Я отправился спать – в качестве средства от ненужных мыслей пришлось глотнуть таблетку снотворного, а ранним утром – в одиннадцать – встретился за завтраком с Байконурычем.