– Фи-ууу-йукс!

Она прозвучала и неожиданно, и громко, и визгливо, заставив всех вздрогнуть. Всех, кроме старшего инспектора. Насквозь промокший, заляпанный рыжей грязью до колен, что явно указывало на то, что дороги и впрямь к нему сегодня не благоволили, Мирабо мечтал о чашке чая. Или кофе. Или коньяка. Или всего сразу, в одной чашке. Но вначале доклад, ради которого он, собственно, и добрался до ратуши.

– Рассказывайте, Мирабо! – поторопил его Шеф.

– Да-да, говориль нам скорей! – поддакнул обычно сдержанный фон Штейблиц.

Когда он волновался, то наружу сразу же выползал ужасный акцент, выдававший в агенте тайного сыска выходца из северо-западной провинции. Вначале это вызывало у многих насмешку, но после того как Штейблиц трижды вызывал обидчиков на дуэль и трижды выходил победителем, шутки прекратились. Высокий, худощавый, прямой как палка, сейчас он походил на новенькую хрустящую купюру в сотню крон, которая привлекает многих женщин своим хрустом: парадная тройка, шейный платок с заколкой, увенчанной парой камней – рубином и изумрудом. В прокуренном насквозь помещении, кроме бургомистра и сыскного агента, находились три констебля, брандмейстер и еще пара человек, имеющих отношение к поддержанию порядка.

– А что говорить? Похоже, для Марблтана наступают последние деньки. Вернее, последние ночи.

– Все так плохо? – подал голос Лауфер, человек абсолютно новый, прибывший в город незадолго до сезона штормов исполнять обязанности коронера, однако успевший подружиться с инспектором полиции.

Именно для коронера работы оказалось чертовски много. Вскрытия. Посмертные экспертизы. Аутопсия. Работа, которая не каждому по плечу и по нервам. Не многие без волнения наблюдали до конца, как Лауфер колдует над растерзанной плотью старухи Эйры. Но он справлялся.

– Даже хуже, чем я ожидал. Мы выехали по вызову с Западной окраины. Там все более-менее ясно – некая пани вцепилась в волосы своей лучшей подруге, и они вдвоем вывалились из окна. Полет с четвертого этажа редко оканчивается удачно. Причины ссоры неизвестны. Каким образом они оказались на подоконнике – загадка. Пока мы разбирались с этим случаем, на соседней улице произошло более нелепое происшествие. Известный всему городу торговец антиквариатом на глазах у соседей, слышавших перед этим крики, выбежал на улицу и прыгнул в обводной лодочный канал, откуда его потащило в залив. Бедняга наверняка утонул.

– Извиняль меня, я перебивайт! – снова вмешался Штейблиц. – Тот биль герр Мозер?

– Именно он, а что вас так встревожило?

– Нет, ничего не тревожиль…

– Вы знали его? Поймите, я спрашиваю не из праздного любопытства, и мне даже плевать, если окажется, что антиквар был вашим тайным осведомителем, это сейчас совершенно неважно, просто вы могли бы сказать: такой поступок, как прыгнуть в бушующий канал, – он мог бы его совершить? Что могло бы его заставить сделать такое?

– Сделать такой – найн! Никогда! Я зналь… Герр Мозер подариль мне этот брошка, – инспектор коснулся заколки на платке, – и я покупаль еще немношко вещь, но… Но сделать такой – никогда! Герр Мозер биль… Он биль мой земляк. Мой земляк никогда не прыгнуть в воду, он всегда драться! – Штейблиц оглядел присутствующих с вызовом, будто кто-то собирался оспаривать его заявление.

– Ясно. Мне кажется, тут дело не в слабости. Есть то, что сильнее нас. И это идет из появившихся Наростов. Они – корень зла. А что говорит городской архитектор?

– Ничего. Он пьян. Я собираюсь его уволить, – ответил Шеф.

За стенами ратуши выл ветер, где-то вдали слышались пушечные раскаты прибоя. Ливень безжалостно хлестал тюльпановое дерево под окном, трепал его листья, сбивая сочные цветы. Все замолчали. Только радио продолжало беситься, издавая шорохи и всякие загробные звуки, перемежаемые то воем, то свистом.