– Что, прости? – на породистом лице англичанина нарисовалось удивление.

– Зовут меня так, – пошевелив усами, отозвался его собеседник.

– Евгра́фий он, – закатив глаза, пояснила я, поставив на стол хрусталь.

– Сокращенно – Граф! – запыхтел енот.

– Е́нька, не выпендривайся, – пропищала с двери летяга.

– Значит, Евграфий, он же – Граф, он же – Енька, – смиренно протянул Мортем и с тоской взглянул на запотевшую бутылку водки. Эк его пробрало общение с нами замечательными. – А вас, пушистая маленькая мисс?

– А я Белла, – помахала она ему лапкой. – Но у меня уже есть хозяйка.

– Очень приятно, Белла. – Вежливый некромант склонил в приветствии голову, чем немедленно покорил мою подружку. Если бы сквозь шерстку можно было увидеть ее кожу, то мы, несомненно, лицезрели бы смущенный румянец.

– Мисс Арина, можно мне «Кровавую Мэри»?

Я фыркнула от подобных запросов. Он реально считает, что я после трех бессонных суток смогу нацедить ему водку поверх томатного сока так, чтобы они не смешались?

– Не держим. Вот вам Машка в рюмашке… – налила я в стопку ледяной водки. – Вот ее кровушка, – наполнила стакан томатным соком. – Вы, уважаемый, сначала женщину на грудь примите, а потом уж ее кровушку пейте.

Затаив дыхание я, Белла и Енька следили за тем, как Мортем опрокинул в себя водку, передернулся, выпучил глаза и схватился за стакан с соком. Очи у него, кстати, весьма необычные. Поначалу я в темноте не заметила, да и не до того мне было. И лишь сейчас рассмотрела внимательно. Сей представитель британцев явно страдал гетерохромией[4](если только это не последствия какого-нибудь жуткого магического ритуала), а потому глаза у него разноцветные. Один зеленый, второй – темно-карий, почти черный. Эдакий Мефистофель… Некроманту подходит, но выглядит жутковато.

– Может, вы есть хотите? – участливо спросила белка-летяга. – Поди, в вашей Англии нормальной еды-то и нет? Всё овсянка да овсянка…

– Это было бы очень любезно с вашей стороны. – Пересадив упирающегося енота на соседний стул, иностранец уставился на меня. – Пицца?

– Лучше! – пафосно заявила я и снова полезла в холодильник.

Через минуту я выставляла перед ним свои скудные запасы.

– Бекон? – уточнил он с опаской.

– Сало! – и перечислила остальное: – Соленые огурцы. Квашеная капуста. Хлеб ржаной. Хрен.

– Хрен? – обреченно повторил Мортем.

– Хрен! – подтвердила я. – Русская кухня.

– Сэндвич?

– Бутерброд!

Белла спрятала мордочку в лапках, слушая наш примечательный диалог, а Енька уткнулся носом в хвост, лишь глазенки блестели.

– Можно мне еще рюмку водки, мисс Арина? – поднял на меня несчастный взгляд иноземец.

– Можно и не одну, – любезно отозвалась я.

Налила ему, подумав, и себе плеснула.

– Чувствую себя так, словно я попал на чаепитие к Безумному Шляпнику[5], – окинув взглядом яства на столе, пробормотал гость.

– Добро пожаловать в Россию! – Отсалютовав, я залпом выпила, после чего достала посуду, приборы и нарезала сало и хлеб.

Пока заморский мистер ел, я периодически хрустела соленым бочковым огурцом и, подперев кулаком подбородок, наблюдала за мужчиной. После третьей «Машки в рюмашке» разноцветные глаза его заблестели, в них перестал плескаться ужас от того, что ему приходилось в себя запихивать. А после пятой – так вообще жизнь наладилась. И сало оценил, и капусту бодро так наворачивал, и огурчиками хрумкал, и хлебушком ржаным с намазанным сверху хреном занюхивал, слезу изредка утирая…

– Русская водка, мисс Арина, – это величайшее изобретение человечества, должен вам сказать, – соизволил он мне сообщить.