– Ни хера ядреного он бы не написал, – настаивал Том.

Но Джаспер Гвин не соглашался, и в конце концов Том почувствовал, несмотря на четыре темных пива, что этот человек разбирается в литературе, и спросил, кто он по профессии. Джаспер Гвин сказал, и Том попросил повторить, поскольку никак не мог поверить.

– Я бы принял вас за преподавателя или журналиста, что-то в этом роде.

– Нет, ничего подобного.

– Ну… жаль.

– Почему?

– Я пьян и не имею ни малейшего понятия.

А вы знаете, кто я по профессии?

– Нет.

– Литературный агент.

Вытащил из кармана визитную карточку и протянул ее Джасперу Гвину.

– Если однажды вам случится что-нибудь написать, не судите меня строго и не забудьте обо мне. Знаете, это случается со всеми, рано или поздно.

– Что случается?

– Что-нибудь написать. – Подумал минутку и добавил: – И естественно, забыть обо мне.

Больше они об этом не говорили, а когда встречались в пабе, охотно садились вместе и часто обсуждали книги и писателей. Но однажды Том открыл огромный желтый конверт, пришедший с утренней почтой. Внутри был роман Джаспера Гвина. Листнул наугад и начал читать с того места, какое попалось. Школа, объятая пламенем пожара. Отсюда все и началось.

Теперь, похоже, все заканчивалось, а Том Брюс Шепперд даже не понял хорошенько почему. Пятьдесят два «не», ладно, но должно быть что-то еще. Любой настоящий писатель ненавидит все, что связано с его профессией, но из-за этого не бросает писать. Чуть больше спиртного, молодая жена с определенной склонностью к расточительству – и дело улажено. К несчастью, Джаспер Гвин выпивал по бокалу виски в день, всегда в одно и то же время, будто смазывал часовой механизм. И не верил в брак. Тут уж, очевидно, ничего не поделаешь. Теперь ко всему прочему прибавилась история с портретами.

– Это строго конфиденциально, Том: поклянись, что никому не расскажешь.

– Можешь на меня положиться, и потом – кто в такое поверит?

Когда Том женился на Лотти, венгерской девушке на двадцать три года его моложе, Джаспер Гвин был свидетелем и во время банкета вскочил на стол и прочитал сонет Шекспира. Только сонет был не Шекспира, а его собственный, безукоризненная имитация. Смысл двух последних строк был такой: я должен, помню, о тебе забыть, но не проси забыть воспоминанье. Тогда Том крепко обнял его, не за сонет, в котором мал о что понял, а потому, что знал, чего Джасперу стоило взобраться на стол и привлечь внимание сотрапезников. Да, взял и крепко обнял. Вот еще почему Том принял в штыки историю с портретами.

– Попробуй мне объяснить, – попросил.

– Не знаю, я просто подумал, что мне бы понравилось писать портреты.

– О’кей, это я понял.

– Разумеется, речь не идет о картинах. Я бы хотел писать портреты словами.

– Да.

– Но все остальное должно быть так, как будто это картины… мастерская, натурщик, все то же самое.

– Они тебе будут позировать?

– Что-то в этом роде.

– А потом?

– Потом, думаю, понадобится масса времени. Но в конце концов я примусь писать, и получится портрет.

– Портрет в каком смысле? Описание?

Джаспер Гвин надолго задумался. В этом и заключалась проблема.

– Нет, не описание, это бы не имело смысла.

– Но художники работают так. Видят руку и пишут руку, все, конец. А что будешь делать ты? Напишешь что-то вроде «белоснежная рука покоится лениво» и т. д., и т. п.?

– Вот уж нет, это вообще немыслимо.

– Тогда что?

– Не знаю.

– Не знаешь?

– Нет. Я должен создать себе условия для того, чтобы сделать портрет, тогда и получится понять, что может в точности значить писать словами, а не красками. Писать портрет с ловами.