Таким образом, право на бунт, сформулированное Бакуниным, не только признается пролетариатом в качестве одного из неотчуждаемых прав человека – оно возглавляет весь список. А действительной гарантией этого права выступает не заклинание в духе экзистенциализма (то есть в форме обращения к индивиду как внимательному читателю), а классовое расширение, самовозрастание под воздействием классовой солидарности[44]. Так обстоит дело со всеми формами овеществленного прошлого, ведь именно затвердевшее, ставшее, укорененное во времени (само прошлое как время, по словам Сартра[45]) используется для выстилания дна и укладки фундамента остывшей Вселенной. Одновременно с фундаментом и, как правило, не слишком высоко над ним устанавливается и потолок человеческих возможностей.
Таким образом, государство для осознавшего себя пролетариата все равно что тот гвоздь, который нет нужды удерживать в стационарном положении, а, напротив, можно смело поворачивать в разные стороны, применяя его как средство для скрепления конструкции, обретаемой в ходе революции. Георг Лукач и здесь совершенно правильно раскрывает специфику пролетарского подхода к государству: «Великое различие между революционными марксистами и оппортунистами состоит в том, что первые рассматривают капиталистическое государство лишь как фактор силы, против которой нужно мобилизовать силу организованного пролетариата, в то время как вторые понимают государство как потусторонний классам институт»[46]. И далее Лукач пишет: «Своеобразная духовная конституция, в которую должно вдуматься пролетарское марксистское познание, состоит именно в том, что капиталистическое государство при своем рассмотрении выступает как звено определенного исторического развития. Поэтому оно отнюдь не составляет естественной среды для “человека вообще” и есть лишь реальная данность, с фактической важностью которой нужно считаться, но история не может не притязать на то, чтобы определять наши действия. Значимость государства и права, стало быть, следует рассматривать как чисто эмпирическое существование. Примерно так же обстоит дело с яхтсменом, который должен точно приспособиться к направлению ветра, но так, чтобы не ветер определял направление его движения, а, напротив, чтобы вопреки ветру и используя его, он выдерживал курс на изначально поставленную цель»[47].
Что ж, пример исключительно удачный, пролетариат действительно не должен носиться с государственными институтами как дурак с писаной торбой, сдувая правозащитные пылинки с ржавых цепей угнетения. В этом вопросе у классиков материалистического понимания истории не было принципиальных расхождений, негодование буржуазных представителей права они воспринимали равно иронически. Традиционный набор ценностей господствующего класса (стабильность, законопослушность, регулярность, преемственность) оспаривается угнетенным классом уже самим фактом классовой борьбы, всегда выходящей за пределы наличных легитимных политических средств, тем более он смешон в своей «нерушимости» для субъекта социальной революции.
Трудность в другом. Соприкосновение с инструментом, с государственным аппаратом, даже если при этом «к мандатам почтения нету», вызывает сильную интоксикацию у непосредственно соприкоснувшихся, они получают своеобразную дозу облучения. Этот самый аппарат действительно напоминает кольцо всевластия, «мое сокровище» из эпопеи Толкиена. Конечно, чем больше государство является лишь слабоматериализованным элементом проективной, правополагающей деятельности, чем больше оно десакрализовано и лишено характера явления природы, тем легче оно отпускает от себя. Революция, которая удержалась в рамках прежней государственности, поменяв только персональный состав госаппарата, даже не захлебнулась, она, в сущности, и вовсе не началась. Трансцендентное расширение, принципиально отличающее революцию от мятежа или переворота, разумеется, предполагает слом (или, если угодно, демонтаж) государственной машины. В этом труднейшем вопросе, однако, классовое чутье (и классовая бдительность) играет свою роль, позволяя использовать те формы обращения с инструментом, которые минимизируют интоксикацию. Как уже отмечалось, очень важно разрушить, разрубить как можно большее количество связей преемственности, а точнее говоря, тех пут, которые делают государственную машину генератором инерции (благородно называемой стабильностью).