– Ничего не могу сказать! Похоже на андарского орла, но размах крыльев не меньше дюжины локтей и расцветка странная. Крылья снизу голубые. Да и не встречаются здесь андарские орлы. Если только один из них подкрасил крылья, вырос против обычного в три раза и прилетел передать мне привет с далекой родины. Отдыхай. Пусть лайны и малы беспокоятся насчет тени, мелькающей над головой.

Сашка опустился на траву, некоторое время приглядывался к орлу, плавно замыкающему в небе круги и восьмерки, затем закрыл глаза.

Когда сумерки сгустились, Лукус разбудил Дана, заставил поесть, стащил с него башмаки из сыромятной кожи, промыл ноги и тоже смазал их мазью.

– Я думал, что будет хуже, – сказал он Сашке.

Дан следил за действиями Лукуса безразличными сонными глазами и снова повалился на траву, как только его оставили в покое. Перед тем как лечь спать, Лукус некоторое время прислушивался к ночным звукам, затем вопросительно посмотрел на Сашку. Тот протянул руку в южную сторону, и, словно в подтверждение жеста, оттуда донесся протяжный вой.

– Волки. – Лукус устало улыбнулся. – К счастью, обычные степные волки. До них больше дюжины ли. Они неопасны. В брачный период им не до охоты. Сейчас даже лайны их не боятся. Вот через семь или восемь дней волки вспомнят о еде. Но даже и тогда не доставят нам беспокойства. Ты охраняешь первым, потому что успел отдохнуть. Я ложусь спать. Когда звезда Анэль взойдет над горизонтом, сменю тебя. Выходим затемно. Через несколько ли начнутся деревни. Я не хотел бы проходить через них в разгар дня.

«Интересно, – подумал Сашка, – что значит „необычные волки“, если обычные – „к счастью“? Неужели теперь я всегда буду вздрагивать от малейшей опасности, откуда бы она ни исходила? И как я узнаю, что над горизонтом взошла именно звезда Анэль?»

Лукус заснул мгновенно или просто закрыл глаза. Белу все делал бесшумно и спал так же. Сашка сел, прислонившись то ли к кусту, то ли к степному деревцу, и стал всматриваться в сумрак равнины. Ему казалось, что Лукус знает каждую травинку, каждое деревце по именам. С тех пор как они вышли на равнину, в глазах белу горел восторженный огонек. Он мог внезапно остановиться, опуститься на колени и гладить ладонями редкий цветок, нашептывая что-то вполголоса. И даже в часы привалов, прежде чем лечь, Лукус словно спрашивал разрешения у травы, не сминая ее, а разглаживая в стороны. Сашка не удивился бы, начни Лукус просить прощения у растений, на которые ему приходилось наступать во время бега. Впрочем, а сминал ли он хоть одно при этом?

Сашка продолжал смотреть на чуть колышущийся ковер травы и неожиданно подумал, что точно знает, чего ему не хватает в этой ночи и во всех остальных ночах на равнинах и в горах Эл-Айрана. Луны. Небо Эл-Лиа не знало другого хозяина, кроме Алателя. Но ночная тьма скорее казалась сумерками. Звезды покрывали черное небо россыпями жемчужин. Особенно вдоль звездного экватора, который поднимался исполинским полуобручем, ослепительной звездной струей на треть неба на юге. Которая из этих ярких огней – звезда Анэль?

«Кто бы ответил мне, – мысленно спросил себя Сашка, вновь ощущая накатывающуюся тоску, – может ли быть так, что одна из малых звезд на этом небе земное Солнце? Или Земля находится в какой-то другой вселенной? Или в другом времени?»

С юга подул слабый ветерок, и звезды замерцали сквозь невидимые облака. Раздался шелест. Блеснула красная искра, и Сашка узнал птицу Лукуса. Она села на ветку куста, дрогнувшего под ее тяжестью, и, вертя головой, принялась рассматривать Сашку. Боясь спугнуть ее, он мысленно подался в сторону белу и шепнул «вставай!», представляя, что Лукус слышит его и просыпается. Тот открыл глаза, обернулся. Птица порхнула ему на руку и негромко застрекотала. Лукус дал ей щепоть семян, налил из бутыли несколько капель воды в ладонь. Аккуратно снял висевший у нее на шее продолговатый цилиндр. Птица щелкнула клювом и улетела.