Мысль Люси всегда работала именно так. Ей недостаточно было представить себе одну сторону ужасного обстоятельства, обязательно нужно было вообразить и противоположную тоже. Люси так долго сидела, обдумывая соперничающие между собой аспекты ужасных обстоятельств и наслаждаясь ничегонеделанием, что колокол успел зазвонить еще раз, еще одна волна топочущих ног и кричащих голосов накатила – и омыла тишину утра. Люси поглядела на часы. Было половина восьмого. Она уже решила было вести себя нецивилизованно и некультурно и «ходить грязнулей», как называла это ее приходящая прислуга; в конце концов, что такое это погружение в воду, как не современная причуда, и если Карл Второй допускал, чтобы от него не очень хорошо пахло, то кто она такая, она, простолюдинка, чтобы скрипеть зубами от того, что не приняла ванну? Но тут раздался стук в дверь. Спасение явилось. О, радость, о, счастье, ее дурацкому положению пришел конец.

– Войдите, – откликнулась она радостно, как Робинзон Крузо, приветствующий высаживающуюся на остров компанию.

Конечно, Генриетта пришла пожелать Люси доброго утра. Как глупо было с ее стороны не подумать об этом. В душе она все еще оставалась зайчонком, который не ожидал, что Генриетта вспомнит и побеспокоится о нем. Право, ей, Люси, нужно культивировать в себе образ мышления, более подходящий знаменитости. Может быть, если она будет причесываться по-другому или повторять двадцать раз на дню по системе Куэ…

– Войдите!

Но это была не Генриетта. Это была богиня.

Богиня с золотыми волосами, в ярко-голубой льняной тунике, с синими как море глазами и дивными, достойными самой сильной зависти ногами. Люси всегда обращала внимание на ноги других женщин, потому что ее собственные были для нее источником горькой досады.

– О, простите, – проговорила богиня. – Я забыла, что вы, может быть, еще не встали. Мы здесь поднимаемся ужасно рано.

Люси подумала, что со стороны этого небесного создания было очень мило принять на себя вину за ее, Люси, леность.

– Прошу прощения, что помешала вам одеваться.

Взгляд синих глаз остановился на домашних туфлях без задников, которые стояли посреди комнаты, и так и замер в восхищении. Это были голубые шелковые туфельки, очень женственные и воздушные, свидетельствующие об изрядной расточительности. Совершенно неотразимая безделица.

– Боюсь, они выглядят глупо, – сказала Люси.

– Если бы вы только знали, мисс Пим, что это значит – увидеть предмет, который не является строго утилитарным! – А потом добавила, как будто сама попытка отстраниться от дела возвращала ее к нему: – Моя фамилия Нэш. Я староста Старших. Я пришла сказать, что Старшие почтут за большую честь, если вы завтра придете к нам на чашку чаю. По воскресеньям мы пьем чай в саду. Это привилегия Старших. Там очень приятно, особенно в летний день, и мы действительно будем очень вас ждать. – И она с искренней благожелательностью улыбнулась мисс Пим.

Люси объяснила, что завтра ее здесь не будет, что она уезжает сегодня после полудня.

– О нет! – запротестовала девушка, и неподдельное чувство, прозвучавшее в ее голосе, вызвало у Люси прилив радости. – Нет, мисс Пим, не уезжайте! Вы даже не представляете, какое вы для нас неожиданное счастье. Так редко приезжает кто-нибудь – кто-нибудь интересный. Это место очень похоже на монастырь. Нам всем приходится так много работать, и у нас не остается времени думать о внешнем мире, и это последний семестр для нас, Старших, и все так мрачно, и все так замкнуты на самих себя: выпускные экзамены, и показательные выступления, и какие найдутся места для работы, и все такое, – мы все до смерти устали и уже не понимаем, что хорошо, а что плохо. И тут приезжаете вы – посланец внешнего мира, цивилизованное существо. – Полусмеясь-полусерьезно она прервала свой монолог. – Вы