– Нет се. Но за цветы спасибо, весьма признателен, я часто на кладбище бываю, занесу, обрадуется, – Иосиф Михайлович взял букет. – Проходи, раздевайся.

Потапчук, услышав «обрадуется», почувствовал себя не в своей тарелке.

«Конечно, он еще не в маразме, но близок к тому…»

Пока генерал раздевался, Иосиф Михайлович поставил цветы в белую фарфоровую вазу на комоде рядом с фотографией супруги. Генерал прошел в гостиную, огляделся. Те же офорты на стенах, виденные им не однажды.

Он скользнул взглядом по портрету молодой Софьи Андреевны.

– Прими мои соболезнования, – повернувшись к Домбровскому, сказал он, – поверь, не ожидал.

– Да, это случилось неожиданно. Неожиданно для всех, кто ее знал. Она жаловалась на сердце, но как-то ни я, ни дети не придавали этому значения. А потом вдруг… Да ты проходи, присаживайся.

– На кухне расположимся?

– Зачем, сядем тут.

Генерал Потапчук устроился на диване перед журнальным столиком. Домбровский вышел на кухню и вернулся с подносом. На подносе стояли графин водки, рюмки, скромная закуска.

– Выпьем за мою Софью?

– Ну что ж, можно.

Они выпили не чокаясь. Генерал чувствовал, что Домбровскому не терпится завести разговор о деле, но не подгонял его, ждал, когда тот начнет говорить сам.

– Хорошие офорты, – похвалил генерал, – не отличишь от подлинника.

– Да уж, старался в молодые годы. Пойдем, Федор Филиппович, пойдем, потом посидим за столом, – и Домбровский повел генерала Потапчука в кабинет.

Шторы в кабинете были задернуты, горел яркий верхний свет.

– Присаживайся к столу в мое кресло, а я тебе кое-что покажу.

– Давай, давай, хвались, показывай. Может, бандиты обратились, попросили сделать какие-нибудь документы?

– Нет, бандиты, Федор Филиппович, меня пока обходят своим вниманием. Да и ты прекрасно знаешь, что Иосиф Домбровский никогда не марал руки грязной работой, даже если за нее предлагали большие деньги.

– Знаю, Иосиф Михайлович. Но ведь время меняется, нравы меняются, люди меняются. Да и с деньгами, наверное, туго.

– Это точно, люди меняются. Но существуют вещи, которые должны оставаться неизменными, и деньги здесь ни при чем.

– Что ты имеешь в виду?

– Честность, Федор Филиппович.

Потапчук лишь вздохнул.

– Смотри сюда, генерал, думаю, тебе будет интересно. – Домбровский вытащил из своего рабочего стола три стодолларовые купюры и положил перед генералом. – Смотри, смотри внимательно. Вот тебе лупа, сличай, удивляйся.

– Ты уж лучше, Иосиф Михайлович, не тяни, объясни сразу, не трать время на прелюдии.

– Нет, ты посмотри, – настаивал Домбровский.

– Да что я увижу? – генерал взял доллары в руки, помял в пальцах, посмотрел на свет. – Деньги как деньги.

– Да, тут ты прав, Федор Филиппович. Даже в обменном пункте, где я их покупал, мне сказали, что они настоящие.

– Ну так в чем же дело?

– А в том дело, Федор Филиппович, что вот этот стольник изготовил я, а вот эти, – Домбровский ткнул указательным пальцем, – изготовило казначейство Соединенных Штатов Америки…

– Как это так – изготовил ты?

– Давно, еще тогда, в семьдесят пятом году. Неужели забыл?

– Почему забыл, только не вижу связи. И интересно, откуда она у тебя взялась? – генерал опять принялся вертеть в руках фальшивку.

– Оттуда и взялась: пошел вчера Иосиф Михайлович Домбровский поменять российские деньги на американские. Сейчас ведь за все принято рассчитываться валютой. А мне, Федор Филиппович, надо было рассчитаться за плиту.

– Газовую?

– Какую-такую газовую.., за мраморную, на могилу, – Домбровский грустно улыбнулся. – Софье Андреевне решил изготовить – и себе заодно Я надумал сразу одну на двоих сделать, чтобы потом у детей проблем лишних не возникало…