– Гля, жарища вроде, а в речке никто не купается!

– Сегодня что – четверг? Рабочий день? Тогда почему на механическом заводе ни одна труба не дымит? И на моторном тоже…

– А вон-вон, смотри!

– Куда?

– Да на вокзал.

– Не вижу.

– Ты встань повыше… Видишь, электрички стоят одна за другой, аж до Сортировочной!

– Ага!

– А небо-то, небо! Кажись, сейчас на нас свалится!

– Это все космонавты виноваты. Понаделали дырок в небе, мать их…

– Сказано в Святом Писании: увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля уже миновали.

– Засунь ты это Писание себе в задницу…

– Чует моя душенька, скоро конец нашим срокам.

– Дождешься, как же…

– То, братья, конец миру многогрешному. Горе, горе живущим на земле.

– Да хрен с ним, с миром. Нашел о чем убиваться. Зато гульнем напоследок. Я нашу бухгалтершу обязательно отдеру. Жизни за это не пожалею.

– Не бухгалтершу тебе суждено узреть, нечестивец, а блудницу вавилонскую, восседающую на багряном звере.


К Зяблику подсел его сокамерник Федя Лишай. Пару лет назад совсем в другой зоне он спас Зяблику жизнь, буквально за шиворот выдернув его из ямы с еще не остывшим аглопоритом.

Они побратались в тот же день – выпили бутылку коньяка (за хорошие деньги в зоне можно было достать все – хоть бабу, хоть пистолет), а в последнюю рюмку каждый добавил по капле своей крови. Лишай числился деловым, да еще идейным. В своих рассуждениях он напирал на то, что люди потомки не Адамовы, а Каиновы, ведь, как известно, Ева зачала его от сатаны, принявшего на тот момент образ змея-искусителя. Отсюда следовало, что преступная жизнь как раз и является для человека нормой, а те, кто чурается убийств и разбоя, – выродки. Являвший собой ярчайший образчик семени Каинова, Лишай никогда не был особо симпатичен Зяблику, но собачиться с побратимом не полагалось.

– Ты-то сам что про это думаешь? – спросил Лишай.

– Лучше у замполита поинтересуйся. Он все про все знает, а я человек темный, – неохотно ответил Зяблик, не настроенный на обмен мнениями.

– Электричества нет, – начал загибать пальцы Лишай. – Воды тоже. В городе паника. Охрана в экстазе. К чему бы это?

– К аварийным работам. На подстанции трансформатор полетел или магистральный кабель загнулся. А нет электричества – и насосы воду качать не будут.

– Черт с ним, с электричеством. Ты лучше скажи, почему вторые сутки ночь не наступает?

– Ты когда в Воркуте сидел, разве на белые ночи не насмотрелся? Были случаи, когда их и южнее наблюдали. Даже в Подмосковье.

– В сентябре? Это ты загнул… – Лишай с сомнением покачал головой. – Нет, тут что-то похлеще. Прав Силкин, Божий человек: конец этому миру.

– Тебе жалко его, что ли?

– Наоборот. Я в поповские бредни, конечно, не верю, но если власть небесная скопытилась, за ней и земная власть пойдет. Вот нам шанс и выгорает… Самим надо власть брать. Поддержишь, если что?

– Не знаю, – ответил Зяблик. – Так сразу и не скажешь… Надо бы разобраться что к чему. Да и как, интересно, вы собираетесь эту власть брать? Если по-сухому, я еще согласился бы.

– Нет, – ухмыльнулся Лишай. – По-сухому не получится.

– Не знаю… – повторил Зяблик. – Обмозговать все надо, да в голову ничего не лезет. Как будто с перепоя…

– Ну как хочешь, – Лишай отошел, посвистывая.

Насчет головы Зяблик не врал. То, что сейчас ворочалось в ней, нельзя было даже мыслями назвать – а так, муть какая-то сонная. Коровья жвачка. Он попробовал сосредоточиться – не получилось. Попробовал читать – смысл не доходил. Неведомая сила, втихаря овладевшая миром, угнетала не только природу, но и человеческий разум.