Во время путешествия с Клеопатрой они сходили на берег, и он видел огромные храмы давно забытых богов и выщербленные ветрами лики правителей, которые пожирала пустыня. Египетские правители, жившие за тысячелетия до Александра: что осталось от них? Изъеденные дождями и ветром каменные гиганты в песках, на которых никто не может уже прочесть письмена? Что осталось от Александра? Мумия в хрустальном гробу и дальние потомки с кровосмесительными уродствами? Что останется от него, Цезаря? Храм? Позеленевший от мха памятник со стертыми письменами? Ничего, даже памяти? Забывают ведь и богов, когда им на смену приходят другие боги.
В плавучем дворце Клеопатры собрался весь цвет Александрийского Музейона. Поэты, философы, ученые звездочеты et cetera, et cetera. Он видел, насколько в своей среде чувствует себя с ними его Клеопатра! Она непринужденно, одной остроумной фразой могла разрешить заумные философские диспуты, говорила по крайней мере на дюжине различных языков. Этим людям, из своего Музейона, она почему-то легко прощала неосторожные грубости и дерзости.
Цезарь изумленно почувствовал, что вступил в негласное состязание за нее с ними, и его уже раздражало, что, судя по всему, его завоевание целой Галии, консульство и поверженные армии здесь не давали ему никаких преимуществ.
На корабле откуда-то постоянно звучала разная по мелодии музыка, которая никогда не надоедала. Музыканты Клеопатры были великолепны, и Цезаря немного удивило, что среди них было много некрасивых, скромно одетых женщин. Когда он спросил об этом Клеопатру, она ответила: «Ничто не должно отвлекать от гармонии звуков. Закрой глаза и слушай!»
У него был врожденный дар отличать хорошую музыку от плохой. На ладье Клеопатры он понял, что такое совершенная гармония звуков. Против воли Цезаря совершенно захватила игра александрийских актеров: такой изысканной, естественной и будоражаще чувственной постановки «Вакханок» Еврипида он тоже никогда еще не видел!
А однажды вечером, во время пира, худой, молчаливый обычно поэт Менандр неожиданно начал читать стихи о человеке, возмечтавшем стать богом, ибо невыносимо боялся смерти. Боги предложили ему сделку: если он сможет быть равнодушным и не выдать волнения целый день и целую ночь, он станет небожителем. И человек согласился. Ни единый мускул не двинулся на его лице, когда он смотрел на гибель своего дома и своих близких. Только текли слезы, но про слезы ничего не было сказано… Боги выполнили обещание: он стал бессмертным. И потом целую вечность молил богов о смерти… Клеопатра испытующе и пристально поглядывала на Цезаря, а он весь ушел в слух и растворился в ритме строк. Менандр читал удивительно и, несмотря на странность темы, Цезарь признал, что поэма очень хороша.
Философия, поэзия, музыка… Цезарь с горечью начал осознавать, что Рим с его любимыми развлечениями, с отрубленными конечностями гладиаторов и хищников на песке отсюда выглядит… варварским!
Среди ученых Музейона выделялся важный астроном с облаком серебряных волос, белой бородой и смешливыми глазами. «Наверное, так выглядел великий Аристотель», – подумал Цезарь. Астроном все делал медленно и величественно – ходил, говорил, подносил ко рту пищу. Но однажды эллин допустил бестактность, даже дерзость: