– Как-то совсем плохо у вас с математикой, – язвлю я.

А сама вырываться перестала. Тепло его тела и нежные поглаживания по спине так успокаивают.

Он смеется, этот звук вибрацией проходит по моему телу и оседает где-то в животе.

– Ой, – говорю я и тут же отшатываюсь от него. – Ваши раны! Их нельзя тревожить.

– Жить буду, – отмахивается он.

– Нет! Их надо обработать, а то инфекция, я читала…

– Кира, не суетись. Я сейчас пойду в душ, найдутся какие-то вещи? Ты говорила, что брат помогал.

– Да… Но я не думаю, что размер подойдет… Что нибудь подыщу.

– Отлично, где ванная?

Я веду его в ванную, а потом иду к Даньке в комнату, роюсь в его шкафу в поисках одежды. Нашла шорты и футболку, оставила на двери ванной. Сама бегу в комнату и звоню брату. Не берет. Время уже десять утра, а за портфелем он так и не пришел, засранец. Пишу ему гневное сообщение. А потом иду на кухню, ставлю чайник на плиту. Просто рухаюсь на табуретку, такое чувство, что из меня выкачали абсолютно все силы. Я просто в шоке от того, как моя жизнь перевернулась за последние двенадцать часов.

Мне даже страшно думать, что будет дальше. Я всеми фибрами души чувствую, что встреча с этим «Иваном» роковая и моя жизнь изменится: до и после. Может, я просто себя накрутила? Но моя интуиция меня еще ни разу не подводила. И что же делать? Просто выпихать его за дверь? Но никто не должен его видеть, это нужно делать под покровом ночи. Но я же не могу оставить его здесь! Я боюсь его, реально боюсь. Он хоть вчера и лежал умирал, но сегодня уже полон сил и энергии. Еще и подумал, что мы… Фу.

Чайник закипел, и я заварила две чашки ароматного чая с облепихой. Услышала, как вода в ванной перестала шуметь, а через несколько секунд на кухне появился незнакомец. Он надел лишь шорты. Снял с себя повязки. А я просто таращилась на него, следила за тем, как капельки воды стекают по его рельефному прессу и останавливаются у кромки шорт.

– В-вас надо перевязать, – сказала хрипло.

– Перевяжи, Кира.

Я чувствовала, как мое лицо горит. Я так разволновалась, что с минуту еще просто стояла и смотрела на незнакомца. А потом опомнилась и бросилась к кухонному шкафчику, где храним медикаменты. Достала вату, бинт и спирт.

– Вам надо присесть, – сказала, задыхаясь.

Сердце рвалось прочь из груди. Такое странное состояние.

Мужчина сел на табуретку, и она издала какой-то жалобный звук, удивительно, как не сломалась.

Я снова замешкалась, чтобы подойти к нему. Когда он был без сознания, то было проще.

Поставила весь нехитрый запас медикаментов на стол и трясущимися руками открутила красную крышечку со спирта. Сейчас, при свете дня, раны уже не кажутся такими страшными, как вчера. Наверное, я слишком впечатлительная была ночью. В шоке.

Я щедро смочила вату спиртом и шагнула к мужчине.

– Ты собираешься продезинфицировать раны спиртом? – спросил он.

Я посмотрела ему в глаза. Сейчас мы были на одном уровне, и я просто зависла от этой близости. От его ауры, от его запаха. Нервно сглотнула и облизала губы.

– Да?

– Ты опять у меня спрашиваешь? – улыбнулся он.

– Раны же нужно продезинфицировать.

– Перекись есть?

– Есть.

– Тогда давай ею.

– Почему? Разве не надо спиртом? Может, санитайзером? У меня есть.

– Спиртом можно только вокруг раны, а в саму рану лучше не спиртом. Но ты у нас медсестричка, кто я такой, чтобы вмешиваться, – насмехается.

Я смущаюсь еще больше. Откуда я вообще должна знать, чем обрабатывают раны? И откуда у бизнесменов такие познания?

Так, Одинцова, соберись.

Я достала перекись и с видом профессионала начала промакивать рану. А он просто молчал, чем действовал на нервы еще больше. Моя кожа была вся в мурашках, я чувствовала блуждающий взгляд мужчины на себе.