– Лучше почистить. – Я перелез через железные баррикады обратно к Хеберсону. – Но можно стрелять и так.

– Здесь нет масла и ветоши, – лейтенант развел руками. – Если же выбраться из подвала, то время потечет быстрее и будет потеряно. Попробуйте в этот раз обойтись.

– Понятно…

Я водрузил четырнадцатикилограммовую винтовку на плечо, и мы покинули помещение склада.

– Мне нужен корректировщик, – напомнил я уже в лифте. – Скоростную стрельбу трудно вести одному.

– Знаю, – кивнул лейтенант. – Мы уже подготовили для вас человека.

На самом деле мне нужен был не любой корректировщик. За время службы мы так сработались с Андреем, что я не желал другого напарника. Да что поделаешь? Смерть забирает у нас друзей, не спрашивая согласия. И теперь всегда во сне будет другой, хотя недавно еще казалось, что хоть в мире вечного ливня Андрей жив. Трудно свыкнуться с мыслью, что предыдущие сны были как бы снами внутри этого сна. Надо же, слово какое придумали – тренажер.

– Человек-то надежный? – для проформы спросил я.

– Думаю, да.

Честно говоря, я ожидал напутствия от Кирилла. Деньги деньгами, но я не совсем понимал, как можно воевать только за плату без всякой идеи. Я понимал, что это бред, но привык слышать от начальства нечто вроде «мы на тебя надеемся, не подведи». Однако ничего подобного не случилось – лифт повез нас не наверх, а вниз. Оказалось – в гараж.

Вновь подумалось про деньги. Я ведь и на войне получал зарплату, но наемником себя не считал. И никто не считал, потому что всем нам с детства внушалось, что Родину следует защищать даром. Деньги – лишь приятное дополнение. Потом это вошло в привычку и действительно боевые задачи решались как-то отдельно, а денежное довольствие получалось тоже отдельно. Что же касается тренажерных снов, то там я вообще воевал непонятно за что. Ни денег мне никто не предлагал, ни к защите Родины не привлекал. Какая на фиг Родина в чужом лесу под бесконечным проливным дождем? Все чужое. И враг непонятный. Нет, это просто привычка. Вроде рефлекса, как у собаки Павлова, – едешь на броне, значит, будет враг и по нему придется стрелять. И когда враг появляется, стреляешь по нему уже не задумываясь.

В гараже пахло пылью и надолго оставленной техникой, между стенами металось звонкое эхо.

– Вы будете старшим в группе, – наставлял меня Хеберсон, протискиваясь между грузовиками, бронетранспортерами и трофейными шагающими механизмами. – Сейчас я вам на карте покажу высоту «А-12», а вы сами выберете позицию для подавления батареи.

– Так… – вздохнул я. – Похоже, с корректировщиком вы меня подставили. Совсем сосунок?

– Нет. Не совсем. Он обучался в центре подготовки спецподразделений вашей полиции, но попал под сокращение и в боевых действиях не участвовал.

– Хорошо, хоть русский, – невесело усмехнулся я.

– Да. Мы его тоже проверяли на тренажере. У него хорошая реакция, четкая дикция. Его неплохо выучили.

– Посмотрим.

– Он ждет нас в выходном боксе.

Я не ответил. Понятно было, что хороших корректировщиков у них не было, где их взять? «Может, лучше вообще одному? – подумал я. – Хотя нет. Пусть винтовку таскает. А то и поможет в чем. Глаза и уши в бою лишними не бывают. На мозги, конечно, надежды мало, на опыт вообще никакой. А в остальном… Поглядим. Лишь бы не обосрался».

– Мне нужны сигареты, – запоздало вспомнил я.

– А сигары не подойдут? Сигареты надо было взять у батальерши.

– Подойдут и сигары. Только с огоньком. У меня вообще ничего нет.

Хеберсон виновато развел руками, после чего передал мне пару сигар в алюминиевых упаковках и свою латунную зажигалку. Зажигалка была классной – настоящий «Zippo», отличающийся от продукции московских палаток, как моя винтовка от рогатки, стреляющей шпульками.