София соскочила с табуретки и прямо с письмом пошла в ванную. Встав перед зеркалом, она посмотрела себе в глаза.

– Я – София Амуннсен, – сказала она.

Девочка в зеркале и бровью не повела в ответ. Что бы ни делала София, она лишь в точности повторяла ее движения. София попыталась опередить свое отражение молниеносным рывком в сторону, но вторая девочка успела повторить даже его.

– Кто ты такая? – спросила София.

Ответа и тут не последовало, однако София на мгновение растерялась, не уверенная в том, кто из них задал вопрос: то ли она сама, то ли ее отражение.

– Ты – это я, – сказала София, ткнув пальцем в нос двойника.

Снова не получив ответа, она склонила голову набок и прибавила:

– А я – это ты.

София Амуннсен не всегда бывала довольна своей внешностью. Хотя ей часто делали комплименты по поводу красивых миндалевидных глаз, она знала, что у нее великоват рот и коротковат нос и что комплиментами ее просто пытаются утешить. Да и уши почти вплотную прилегали к глазам. Впрочем, больше всего неприятностей доставляли Софии прямые черные волосы, с которыми при всем желании нельзя было ничего поделать. Отец иногда, гладя дочку по голове, вспоминал прелюдию Клода Дебюсси и называл Софию «девушкой с волосами цвета льна». Хорошо отцу шутить: не он всю жизнь мучается с жесткими прядями, которые не берут ни лак, ни гель.

Временами София казалась себе чуть ли не уродиной. Мама как-то обмолвилась о тяжелых родах – может, дело в этом? Однако неужели внешность человека определяется в момент рождения?

Все-таки странно, что София не знает, кто она такая. И глупо, что ей не дали распорядиться своим внешним видом. Наружность свалилась на нее с неба. Друзей своих она, возможно, и выбирает, но себя она явно не выбирала. Даже то, что София родилась человеком, не было ее собственным выбором.

И вообще: что такое человек?

София опять подняла взгляд на девочку в зеркале.

– Пойду учить природоведение, – извиняющимся тоном сказала она и мигом очутилась в прихожей.

«Нет, – подумала София, – лучше сначала в сад».

И, ногой выставив кота на крыльцо, прикрыла за собой входную дверь.

София застыла на гравийной дорожке, сжимая в руке таинственное письмо, – и вдруг почувствовала себя куклой, ожившей по мановению волшебной палочки.

Все-таки здорово, что она попала в этот мир и с ней стали происходить необыкновенные приключения…

Шер-Хан легко перепрыгнул через дорожку и исчез в зарослях красной смородины. Вот уж кто не задавался вопросами о своем существовании и был не ожившей куклой, а более чем живым котом – начиная от белых усов и кончая извивами блестящего хвоста. Шер-Хан тоже гулял в саду, однако вряд ли представлял это себе так, как делала София.

Размышляя о бытии, она задумалась и о том, что не будет существовать вечно.

«Сейчас я живу на свете, – рассуждала она. – Но когда-нибудь меня не станет».

Есть ли жизнь после смерти? В этом кот тоже совершенно не разбирался.

Полгода назад у Софии умерла бабушка. С тех пор девочка почти каждый день вспоминала ее и чувствовала, что безумно скучает по ней. Разве справедливо, что жизнь рано или поздно кончается?

София продолжала стоять на дорожке, погруженная в размышления. Теперь она изо всех сил внушала себе, что только бытие и помогает человеку забыть о собственной смертности. Но сколько она ни старалась, ничего не выходило. Стоило ей сосредоточиться на мысли о своем существовании, как откуда-то появлялась идея конечности жизни. И наоборот: лишь по-настоящему ощутив, что когда-нибудь ее не станет, София начинала понимать всю ценность бытия. Она словно подкидывала монетку, которая оборачивалась к ней то орлом, то решкой, и чем отчетливее виделся орел, тем явственнее выступала решка. Жизнь и смерть казались связанными, как две стороны одной медали.