- Ты мне не нравишься, - повторяю я за ним, проводя ладонями по его плечам и предплечьям. Я думала, что под его вечными рубашками скрываются хилые кости. Или мне хотелось так думать. Но за тканью скрываются проработанные дельтовые и двуглавые мышцы. Сплошное разочарование.

Шиплю, когда Родион сжимает округлые ягодицы.

- Хотя эта часть явно неплоха.

Я хмыкаю. Принимаюсь расстегивать чёрные пуговички на его рубашке.

- У меня много неплохих частей.

Мужская рука взметается вверх, чтобы обхватить мою шею сзади и прижать мой лоб к своему. Губы почти касаются губ. Родион прикусывает мою нижнюю губу, я с трудом сдерживаю стон. Гордость не даёт мне показать ему, как встрепенулись все внутренности от такой грубой ласки.

- Ты бы мне нравилась, если бы эта часть была закрытой. - На этот раз он прикусил губу сильнее, зажав нерв, отчего я дёрнулась, а затем зарычала. Словно в игре он передаёт мне эстафету. Я принимаю её, но вместо укуса провожу по его губе языком именно так, как мне хотелось пару минут назад, когда он слизывал капельки мужского алкоголя.

- Спорим, тебе понравится то, что эта часть может сделать, будучи открытой.

Он задохнулся от такого намёка. Я же окунулась в тепло триумфа. В его глазах вспыхнул огонёк, словно кто-то зажёг свечу посреди тёмной комнаты. Рука перестаёт удерживать меня за шею, но я продолжаю прислоняться к нему лбом. Моя голова вдруг становится такой тяжёлой. Закрываю глаза, выдыхаю. Воздух между нами колеблется от учащённого дыхания.

- Чтобы выиграть спор, тебе придётся показать мне, - вызов принят.

Резко распахиваю глаза как раз в тот момент, когда наши губы соприкасаются, словно две литосферные плиты сталкиваются, сминая края. Никакой романтической фигни. Никаких бабочек. Больше похоже на ядерный взрыв.

Мои пальцы погружаются в его волосы, грубо оттягивают в разные стороны. Его руки с нажимом шарятся по моему туловищу. Поцелуй мгновенно углубляется, зубы сталкиваются. Ловлю его язык, посасываю. Он делает с моим то же самое. Мы боремся за лидерство. Это пьянит. Карусель раскручивается, моя голова кружится так сильно, как если бы я, имея слабый вестибулярный аппарат, решила прокатиться на «Сюрпризе». Меня штормит, но я упорно наслаждаюсь процессом.

Мы не останавливаемся. Кислород – нужда не первой необходимости. Я обхватываю его плечи, затем пробираюсь под расстёгнутую рубашку. Прикосновение к его горячей коже покалывает пальцы. Родион тоже не ограничивается ощупыванием моего тела сквозь одежду. Длинные пальцы задирают топ, оголяя живот.

Подушечки нащупывают малюсенькую серёжку в пупке. Родион всё же отрывается от моих губ, чтобы посмотреть на неё, проводя по пирсингу вверх и вниз. Из моего горла вырывается тихий стон. Парень улыбается. Похоже, ещё один кусочек моего тела ему приглянулся.

Вокруг нас громыхает музыка, и шумит народ. Легкая ширма колышется. Много пьяных, мы сами пьяны. Позже я все спишу на алкоголь. Он парализовал мозг. Стыда не осталось. Возможно, именно поэтому я еложу на коленях парня, который в любое другое время даже не поздоровается со мной. Но сейчас меня это не волнует.

Я упиваюсь поцелуем. Мы вновь слились в безудержной войне, где не будет проигравшего. Удовольствие обещает быть обоюдным. При условии, что мы не разорвём друг друга в процессе.

Запрокидываю голову, подставляя его губам свою шею и ключицы.

Трения становится мало. Родион посасывает нежную кожу, разочарованно бурчит, когда, опуская меня за бёдра ниже, крепче вдавливая в себя, не получает желаемого.