Вороница наклонилась и робко поцеловала.

– Ещё, покрывай поцелуями.

Она продолжила. «Это не противно, пахнет свежестью, и он – мой муж».

– Я должна, я обязана подчиняться, – прошептала, не поняв и сама, что говорит вслух.

Эрганлавдий схватил её и поднял, заглядывая в глаза.

– Ты ничего не обязана делать против своей воли! Ты – благородная вороница. Царевна. Красива, как богиня. Это я должен валяться у твоих ног. Полукровка, не ворон, не паук. Чёрт знает кто и что! Ты хочешь сегодня, чтобы я вошёл в тебя? – его взгляд начал краснеть, а на коже появляться паучья щетина.

– Да…

– Ты говоришь правду? Не в угоду мужу?

– Нет.

– Скажи, что ты хочешь?

Она замерла.

– Говори… – он затряс её за плечи.

– Я хочу почувствовать то, что было тогда, жар, который разлился в моём теле, когда ты был во мне.

Этих слов оказалось для него достаточно. Он поднял её на руки, уложил на постель, отбрасывая гладкое покрывало цвета безлунной ночи, расставил ноги и вошёл, сразу увеличивая амплитуду движений.

– Я так истосковался по тебе, – перевернул её и вошёл в позе сзади, сжимая талию, насаживая на себя ближе и ближе.

– А – а – а, – застонала она впервые и он не смог сдержаться, оргазмировав вместе с ней.

После они лежали на спине и муж поглаживал её плоский живот.

– Почему ты так покорна?

Она молчала.

Он встал над ней на руки.

– Ты готова на всё, даже на то чего не хочешь. Скажи мне, такую покорность тебе внушил брат?

– Я боюсь.

Паук непонимающе приподнял смоляные брови.

– Тебя.

– Что? Почему?

– Я никогда раньше не видела представителей вашего рода. И когда ты там съел лошадь, во мне что–то оборвалось.

Он сел спиной к ней.

– Я такой, какой есть. Но мне не нужен твой страх. Не нужна такая покорность.

– Я не могу полюбить тебя. Слишком мы разные. Мне тяжело видеть тебя пауком.

– Это изменить невозможно, – встал, набросил покрывало и вышел.

– Уберите ванну, – бросил слугам низшего ранга, – а вы принесите жене ларец из снежного обсидиана из моей комнаты, – отдал приказ воинам, стоящим у двери на страже.

Все бегом кинулись исполнять приказ.

В спальню Ликорис внесли ларец и, поставив перед ней, сидящей уже в пеньюаре, поклонились и вышли.

Она открыла и дрожащими пальцами начала доставать изящные украшения: подвески, серьги, кольца, браслеты, бусы из разного обсидиана. «Я даже не представляла, что из такого мрачного камня, можно сделать такие прекрасные вещи. Но почему я содрогаюсь от страха и отвращения, как только вспомню его истинную суть. Он – мой муж и я должна смириться с этим. Он не прекрасный ворон, а страшный паук, и такова моя судьба».

Эрганлавдий пошёл посмотреть, как его пауки складывают землероек в подвал.

– Повелитель, мы ещё собрали сотню касак, куда их? Той же зимой мы обошлись без них, но землероек не хватило и воины голодали.

– Этих мерзких тварей сложите в ящики в крупную соль у задней стены, меньше вони будет. Как доделаете всё, принесите жене самую жирную землеройку.

Пауки поклонились и продолжили складывать пропитание в соль по ящикам.

– Повелитель…

– Что?

– Мордвин ждёт вашего приказа сжечь ваших наложниц.

– Пусть сжигает, – бросил так легко, будто речь шла не о живых существах, делящих с ним много лет ложе.

Воины направились к смотрителю гарему и передали приказ.

Он вместе с другими воинами вытащил кричащих паучих во двор, привязал к столбам, где проводились казни преступников и, облив горючим зельем колдуна, поджёг. Паучихи ревели и отчаянно взывали к милости повелителя, но он всего лишь выглянул в окно, содрогаясь от отвращения. «Вонючие шлюхи».