– А почему бы и не поучить? – ухмыльнулся британский премьер. – Чем хуже Копенгагена такой город и порт, как Эсбьерг, Скаген или Орхус? Пусть ими займутся наши крейсера. На побережье Ютландии есть где положить десяток-другой крупнокалиберных британских снарядов. Датчане так и никогда не будут любить нас, так пусть просто боятся – нам этого будет вполне достаточно. Думаю, что их пример послужит хорошим уроком для тех, кто не будет уважать военную мощь нашей империи… Ну а теперь, джентльмены, идите. Мне еще раз надо подумать над тем, о чем мы только что с вами говорили, и решить, что именно мне сказать Его Величеству. Если будут какие-либо изменения в планах, то вам своевременно сообщат. Всё, джентльмены, все свободны.

16 (3) марта 1904 года. Вечер. Санкт-Петербург. Зимний дворец, кабинет Е.И.В.
Полковник Антонова Нина Викторовна.

Мы, пришельцы из будущего, привычны ко всему. Беспрецедентно наглое британское заявление нас возмущает, но не удивляет. Видали мы и не такое. Мадлен Олбрайт, Кондолиза Райс и Хиллари Клинтон закалили нас в идеологических боях. Напротив, местные, привыкшие к обтекаемой вежливости XIX века, были не сколько возмущены, сколько шокированы беспардонностью британского заявления.

– Это истерика, Ваше Величество, – стараясь быть спокойной, сказала я Марии Федоровне, прочитав текст британской ноты, – а значит, признак слабости. А еще это добровольное признание вины в цареубийстве и попытке насильственного свержения законного государя Михаила Александровича. Партию свою они проиграли, и теперь джентльмены банально пытаются блефовать, угрожая России.

– Уж очень вы спокойны, мадам, – сухо заметила Мария Федоровна, забирая у меня бумагу. – Неужели вам совсем не страшно?

– Не вижу причин для паники, – ответила я, – сейчас позиции России достаточно сильны, а Британии, наоборот, ослаблены. Нас пытаются запугать повторением истории с Крымской войной, но сегодня Британия одна, а в одиночку она не привыкла сражаться с сильным противником. Тем более что гордые бритты ухитрились испортить отношение и с Германской империей – а это уже для нее опасно. В настоящий момент британская дипломатия может попытаться сколотить антироссийский альянс только из тех европейских государств, которые являются историческими врагами России. Кроме самой Британии, таковыми можно считать еще две империи: Австро-Венгерскую и Турецкую. Причем султан, в отличие от императора Франца-Иосифа, будет очень осторожен. В прошлом все русско-турецкие войны заканчивались победой России. Да и внутреннее положение Турции нынче таково, что война с внешним противником может закончится для нее внутренней смутой. Что же касается насчет Австро-Венгрии… Вот тут, Ваше Величество, как раз важна позиция Германии. Если мы сумеем заключить с германцами договор о создании Континентального Альянса (что можно считать крушением всех британских планов), то это ослабит нарождающуюся Антанту и поставит под угрозу мировое доминирование Империи, над которой никогда не заходит солнце.

Наступила гнетущая тишина.

– Германия, говорите? – Мария Федоровна достала из изящной шкатулки на столе тонкую дамскую папироску, прикурила ее, жадно затянулась, а потом сказала: – Этот несносный германский император Вильгельм, к которому, к моему величайшему сожалению, так хорошо относился мой бедный Ники… Так вот: он должен быть здесь, в Зимнем дворце, с минуты на минуту, вместе со своим любимчиком адмиралом Тирпицем. Поймите меня, мадам: конечно, как настоящая датчанка, я не перевариваю этих надменных и самодовольных прусских солдафонов… – Императрица жадно затянулась табачным дымом, – но сейчас уже прекрасно понимаю, что датская принцесса Дагмара должна стать Всероссийской императрицей Марией Федоровной, для которой хорошо то, что хорошо для России. Именно я убедила моего покойного мужа заключить русско-французский союз – и знаете, я уже не уверена, что это было правильным политическим решением.