Бодро идя по затемнённой кронами травке, тихо недоумевал от окружающего пейзажа. Никогда не видел такого леса – кроны деревьев, кустарники, трава были в инее, причём, его узоры напоминали полотна художников или ковры. Пройдя с километр по странному лесу, мне стал чудиться шёпот, произносимый женским голосом: «Иди-и-и сюда-а-а, славный воин. Я давно ж-ж-жду тебя». Ему вторили более тонкие голоса: "Иди, иди, какой он хорошенький, свеженький!»

После грёбаной росянки я стал сомневаться в мирном содержимом квеста, но выйдя на поляну, просто остолбенел. У её дальнего края росли две толстенные акации, между которыми был растянут серебряный ковёр. В его центре висела женщина неестественной бледности. Мой взгляд остановился на её лице – красивое лицо уставшего человека, с глазами, полными тоски. Дальше шло обнажённое тело, руки, сложенные на груди, бедра и… От увиденного ниже мне поплохело. Женское тело переходило в тело жёлтого волосатого паука с восемью лапами и удлинённым брюшком, из которого постоянно выходила паутина, добавляя в ковёр новые штрихи. Сам ковёр тоже шевелился, всё время, находясь в каком-то волнении. Приглядевшись, я понял, что по нему ползают тысячи маленьких копий этой твари. Я тут же вспомнил пещеру Ллос, представив, как по мне будут ползать тысячи маленьких полуженщин-полупауков. Осипшим голосом я произнёс: «Золотая Арахна!»

Женщина прошипела: "Узнал! Иди же ко мне, воин!"

Она улыбнулась, отчего рот раскрылся красным зевом, из которого наружу показались огромные клыки с ядом, а руки, заканчивающиеся какими-то клешнями, потянулись ко мне. Над её темечком с затылка поднялись две грозди чёрных паучьих глаз. То же самое повторили все паучки. Оглянувшись, увидел, как со всех сторон из-за кустов и деревьев на паутину вылезают более крупные экземпляры – старшие дети альфа-паучихи.

Я развернулся и побежал, но недалеко. Мою спину облепило несколько брошенных липких нитей, которые потащили меня к ковру. Выхватив жезл, я дал огненной струёй по Арахне и всем, кто был вокруг. Раздался дикий визг тысяч глоток, зато я спалил нити и расчистил тыл. Вскочив, снова побежал, сразу уйдя с прямой линии в кусты. Я бежал, увидев, что на моём пути десятки пауков плетут сеть. На ходу зарядил в неё огнешаром, спалив страшную паутину и находящихся на ней паучих. Взглянув вперёд, обнаружил, что вдали на кронах деревьев новые пауки плетут сеть-шатёр. Сразу бахнул в них огненной струёй, при этом изменив направление своего движения.

Давно я так не бегал. Зацепившись за паутину, я свалился, а в это время надо мной пролетели две прыгнувшие двухметровые паучихи. Поблагодарив природу за помощь, я выстрелил в них огнешаром и, развернувшись, выпустил в преследователей, словно из огнемёта, огненную струю. Я думал, что уже убежал, но оказалось, что следом за мной бежала сотня крупных пауков.

– Твою мать, когда вы, на хрен, закончитесь!

Кроя матом разрабов, паутину, паучих и дурацкие легенды, я бежал из леса с максимально возможной скоростью, периодически меняя направление, паля вперёд и назад огнём. Опушка была рядом, когда, увернувшись от очередной сетки, я влетел в куст, где на меня посыпался дождь из маленьких арахн. Продравшись через него, я вылетел в саванну, унося с собой больше сотни бегающих по мне маленьких пауков, кусающих меня в шею, лицо и даже в спину красными, словно они были в крови, пастями. От крови они набухали, а их тела становились красноватыми.

Направив жезл в себя, я снова разрядился огнём. Сгораемые в огне пауки верещали, пытаясь залезть мне в рот, нос и уши, чтобы спрятаться от пламени. Я снова палил в себя огнём, стряхивая обгоревшие трупики.