Ну и ладно. Отступать она все равно не собиралась, даже если мать не позволит ей заниматься таким. Пусть хоть уволит, все равно, она и так глушила собственную совесть слишком долго.

Ирина, должно быть, заметила ее решимость – или просто догадалась, что будет дальше, прекрасно зная свою дочь. Но и она отступать не собиралась.

– Мы его поищем, – сказала Ирина. – Я действительно доверю это Раде. Однако и ты, уж будь любезен, не отстраняйся от этого дела. Я просматривала анкету этого теннина, целью приезда он указал туризм. Но, если быть совсем уж честными, какова вероятность, что теннина привел в Минск простой туризм? Я люблю наш город и знаю его лучшие стороны, а вот теннин – нет.

– Ты начинаешь додумывать за него, это непрофессионально, – указал Усачев.

– Вовсе нет, просто стараюсь быть логичной. Вероятность того, что у него была какая-то особая цель, которую в анкете не указывают, куда выше обычного туризма, Дима. И нет никаких гарантий, что цель эта не была криминальной или не стала криминальной уже тут. Это можно подозревать даже на основании того, что мы уже знаем: он оставил телефон и документы, ушел из квартиры добровольно и пропал. Если угроза есть и Рада пострадает, что ты скажешь? Что ты не ожидал, такое не могло случиться и ты действовал по закону?

– Так не посылай Раду на это! Других сотрудников, что ли, нет?

– Это мое задание! – вклинилась Рада. – И мой подопечный! Я буду искать его, раз уж вы отказываетесь!

Ирина страдальчески поморщилась и указала на Раду рукой:

– Вот, пожалуйста! Как будто ты ее плохо знаешь. Если ты не будешь подключать на дело группу, выдели ей хоть какого-то провожатого, пусть проследит, чтобы с ней ничего не случилось.

– Где я тебе няньку возьму? У меня людей в обрез, хоть ты вешайся!

– Я у тебя не няньку прошу, а сотрудника, который будет содействовать отделу толмачей в поиске особо важного гостя. Так понятней?

Понятней Усачеву не стало. Он страдал и не собирался скрывать этого. Косвенные улики его не интересовали, он уже поверил, что его втянули в игрища истеричной девахи и отправившегося на поиски приключений японца. Ему хотелось отказаться – а отказываться было нельзя, чтобы не портить отношения.

И тут выражение его лица резко изменилось. Еще секунду назад он выглядел так, будто ему три бурундука без наркоза вырывали зубы. Теперь же его взгляд прояснился, морщины напряжения разгладились, он даже позволил себе улыбнуться. Еще до того, как он заговорил, Рада поняла: он что-то придумал.

– Хорошо, – кивнул Усачев. – Провожатого я назначу. Он будет охранять Раду и оказывать ей всяческое содействие со стороны градстражи.

– Внезапно! – оценила Ирина. – Что ж ты не привел этого чудо-сотрудника сразу?

– Надеялся, что обойдемся без него.

– Дима, там хоть нормальный человек? Ответственный? Можно оставить наедине с Радой?

– Можно, конечно, кто у меня, по-твоему, в штате? – отмахнулся Усачев. – Это сотрудник градстражи, вот и вся информация, которая тебе о нем нужна! Я его проинструктирую и пришлю сюда. Если они за неделю не найдут японца, будем действовать другими методами.

Рада ожидала совсем не этого. Она надеялась, что поисками Канзабуро-сана займется градстража, а она продолжит волноваться за него, но уже на расстоянии. Ей была совсем не нужна такая ответственность, и в какой-то момент даже хотелось струсить, соскочить, отказаться от всего и напомнить, что она всего лишь стажерка, которой такое поручать нельзя. Но в памяти снова мелькнул растерянный, странно беспомощный теннин. Если она сейчас отступит, переживет ли он эту неделю? Простит ли она себя за бездействие? Проверять это Раде не хотелось, и она не отступила.