– И Эдан Хоггарт также?

– Нет. Я сделал это один. Мистер Хоггарт был в «Уэйнрайт-хаусе» всего несколько раз и при жизни мисс Моллиган.

– Ясно. Как она умерла? Вы присутствовали при этом? Мне нужны подробности, доктор Барлоу.

– Послушайте, – неожиданно взвился лекарь графини Уэйнрайт, – вы меня в чем-то подозреваете?! Почему такой настойчивый интерес к недугу и смерти леди Моллиган? Разве это так важно в расследовании случая взлома их фамильного склепа? Я не понимаю!

Томас вскочил с кресла и подошел к письменному столу. Нервным движением руки принялся переворачивать какие-то исписанные листы бумаги, делая вид, будто ищет что-то. Потом взглянут на Аттвуда:

– У меня крайне важная встреча, сэр Валентайн, – чуть неуверенно произнес он. – Сожалею, но мне пора.

– Никуда вам не надо, – резко отрезал доктор Аттвуд, продолжая невозмутимо сидеть в кресле. – Вы просто что-то пытаетесь от меня скрыть.

Пухлое лицо Барлоу покраснело, то ли от гнева, то ли от смущения на пойманной лжи.

– Вам придется мне все рассказать, Томас, – более снисходительно продолжал Валентайн. – Лучше сейчас и мне, чем позже у инспектора Гилмора в Скотленд-Ярде. Понимаете?

Конечно, врач графини Уэйнрайт все прекрасно понимал. Он некоторое время молчал, затем вернулся назад в кресло.

– Я ни в чем вас не подозреваю. Я хочу найти того, кто осквернил могилу юной леди. И мне поможет любая информация о ней – как до ее внезапной кончины, так и после.

– Она умерла быстро, – уже тихим голосом ответил Барлоу, успокоившись так же мгновенно, как и придя в ярость. – Надеюсь, без боли, хотя мучилась долго. Никаких новых симптомов или приступов, кроме тех, о которых уже сказал вам, я не обнаружил. Около двух недель Эдит вообще не покидала своей спальни – была слаба, ночью часто бредила, ее бросало в жар. А утром одного дня отошла. Я как раз тогда остался на ночь в замке по просьбе графини. Мисс Моллиган было очень плохо и мне пришлось ей повысить дозу лауданума, чтобы хоть как-то облегчить боль, и помочь ей уснуть.

– Кто первым обнаружил, что она умерла?

– Лакей графини Уэйнрайт.

– Дадли Хант?

– Да.

– Он также ухаживал за Эдит?

– Да.

– Кто еще?

– Естественно, дворецкий Парсон. Но больше никто. Только я, Хант, Парсон и графиня.

– Другими словами, никого к леди Моллиган не впускали?

– Она сама просила об этом, – чуть виновато промолвил доктор Барлоу. – Особенно это касалось мистера Палмера, ее жениха. Не желала, чтобы кто-либо созерцал ее в таком виде и состоянии.

– Понимаю, – кивнул Аттвуд. – Не сочтите за оскорбление, Томас, но я бы настаивал получить от вас список лекарств, которые были применены при лечении.

Валентайн встал, не обращая никакого внимания на удивленно-злобный взгляд Барлоу.

– Можете выслать мне его телеграммой. Благодарю за уделенное время! – Аттвуд направился к выходу. – Всего доброго!

Томас Барлоу продолжал сидеть в кресле, когда этот самоуверенный великан покинул его кабинет. Внутри него все кипело от волнения, а глубоко внутри этого волнения зарождался страх. Он чувствовал себя растерянным, но при этом в его голове тут же зародилась мысль – поговорить с леди Уэйнрайт, чтобы она прекратила все это расследование. Если его слова не возымеют нужный эффект – он обязательно встретиться с маркизом Куинси.

Доктор медицины, профессор Эдан Хоггарт был трудолюбивым, усердным, внимательным и очень скромным человеком. Именно последнее свойство его характера наравне с особо профессиональными качествами делали его вполне посредственным ученым, который владел наукой и практикой досконально, однако в силу своей скромности ничем особым выделиться не мог. Даже если что-либо новое и неизведанное озаряло его пытливый ум, то оно продолжало оставаться новым и неизведанным, ибо сам профессор, терзаемый сомнениями и нежеланием проявить возможную бестактность, попросту не решался придавать своим мыслям нужный вектор движения. Однако его практика, многолетний опыт и профессиональный подход к ремеслу снискали ему стойкую репутацию прилежного и весьма эффективного доктора. Аттвуд был знаком с Хоггартом, часто пересекался с ним на кафедре медицины в Лондонском университете, а также на собраниях Лондонского королевского общества по развитию знаний о природе. Поэтому, когда профессор Эдан Хоггарт узнал, что с ним хотел бы поговорить его знаменитый в Британии и Европе коллега, тут же согласился, почитая за честь такую встречу. О чем не преминул высказаться лично, когда в его скромный, но по рабочему уютный кабинет вошел высокий и широкоплечий сэр Валентайн Аттвуд. Обменявшись любезностями, доктор Хоггарт предложил гостю присесть в кресло, сам же сел напротив него в точно такое же.