Крабитяне, по-видимому, не умели говорить: они сухо пощёлкивали клешнями и переступали членистыми ногами. Их язык был языком тел. Чудище издало серию лёгких сухих звуков, покачнувшись туда-сюда, а переводчик озвучил человечьим голосом:

– Мистер Щёклдер, эскраб.

– Хорошо, мистер Щёклдер, в чём дело? Что у вас стряслось?

– У меня украли монокль, – трагично констатировал краб.

– Ээ?? – только и спросил Фокс.

– Золотой, фамильный, прекрасный. Дорогой моему сердцу. Монокль, ясно вам?

Ана едва слышно хихикнула. Межпланетный сыщик секунду пялился на чудище, пытаясь понять, насколько происходящее было шуткой и розыгрышем, а насколько всерьёз. Оплата Врат туда и обратно плюс гонорар – дороговато для розыгрыша!

Мистер Щёклдер знал, что у сыщика отсутствует нейр, информация об этом входила в базовый пакет условий найма Фокса. Но всё же упрямо попробовал передать ему информацию. Когда это предсказуемо не удалось, крабитянин суетливо щёлкнул клешнями (переводчик саркастически буркнул: «Умилительно, чудесно») и раскрыл визиограмму. Перед Одиссеем возникла полусфера из хрусталя в оправе из красноватого материала, напоминавшего золото. Штуковина крепилась на изящной витой цепочке с острым штырём, который вбивают прямо в панцирь. Красиво. И ясно, почему переводчик назвал её «монокль»: полусферу надевают на один из стебельчатых глаз краба. Похоже на признак статуса и ясно, почему вещица настолько ценна.

– Я почти не вижу в темноте, – сообщил Фокс. – А у вас наверняка фильтры. Можете сделать посветлее?

Ах, лучше бы он не просил. В зале просветлело и стало видно, что позади старого чудища к стенке жмётся полтора десятка молодых, ростом Фоксу по пояс. Целое поле колышущихся отростков и внимательно выпученных глаз. Брр. Их клешни ещё не окончательно отвердели, поэтому щёлкание сливалось в мягкий шелест и скрип.

– Это мои внучки! – гордо представил мистер Щёклдер. – Я законно выкрал их из гнезда министра Щипсона ещё икринками, подсунул в кладку своим детям, и теперь они все мои. Полюбуйтесь на министерских красавиц. Я выращу их в достойных наследниц.

– Хорошо, – спокойно ответил Фокс, внимательно оглядев своего клиента. – Скажите, а что у вас на, ммм, руке?

К телу крабитянина было прижато ещё две маленьких клешни, самые мягкие и гибкие из всех. Сейчас они были компактно сложены, но при необходимости распрямлялись и вытягивались, способные дотянуться до вкусного слизня в глубине коралловой расщелины или до места на панцире самого краба, куда налипла кислотная губка – чтобы вовремя содрать её и отшвырнуть подальше. В общем, это были удобные и эволюционно полезные клешни. Но на одной из них Одиссей заметил аккуратную вакуумную заплатку. Судя по всему, свежую.

– А, это, – краб всплеснул всеми конечностями. – С этого всё и началось!

Его клешни сжались с угрожающим скрежетом, будто сейчас начнут трескаться и лопаться, а массивное тело задрожало от гнева.

– Эту рану я получил сегодня утром в проклятой забегаловке… даже имени которой не хочу называть, чтобы не корябать себе ганглии!

– Если не называть, то расследовать будет сложновато, – возразил Фокс. – Давайте начнём с начала.

– Ладно, – проворчал краб. – Накануне в нашу систему явился Странствующий Космический Зоопарк имени святого Тафа. Теперь я подозреваю, что этот Таф вовсе не святой, а вообще какой-нибудь мошенник. Да! Но вчера мы этого не знали. А уж они постарались втереться к нам в доверие! Вот, полюбуйтесь, чего устроили эти пролетайцы.

Мистер Щёклдер эффектно взмахнул клешнёй и выбросил новую запись воспоминаний. Они оказались на поверхности непримечательной планеты, посередине невысокого города, круглые домики которого громоздились друг на друга, как виноградины в лозе. Они поросли короткой красной травой на устланных мхом болотах, влажный пейзаж внизу был совершенно невзрачный, зато над ним… Ух ты.