Грубля всхлипнула, проявив секундную слабость. Её трясло, но она взяла себя в шипы и прошлёпала к иглеру.

– Наткну тебя на шпиль и сигану отсюда, – бормотала она. – Твой ИИ мне сразу воротца откроет, чтобы я не врезалась и тебя не размазала. Ты ведь будешь ещё живой… пусть и ненадолго.

Пиратка хихикнула. Но вдруг остановилась. Одиссей с трудом повернул голову и увидел, что между ними и пиратским кораблём стоит Бекки. Он даже знал, как тележка успела прикатить сюда так быстро, потому что сам так делал – на платформе по тоннелям пауков.

– Ты, – прошипела грубля со страхом и ненавистью, и внезапно выпустила Одиссея. Шип выскользнул из его ноги, оставляя на полу неровный кровавый след.

– А ты кого ожидала увидеть, любимую бабулю? – прыснула тележка. – Так она давно померла, и знаешь, почему? Не вынесла смотреть, в какое ничтожество ты превратилась.

– Я порвала три священных грубалии, – гулким голосом прокричала грубля, из последних сил надуваясь и набираясь гонору на смертельный поединок. – Ну давай, железка, попробуй меня перехамить!

– Чего там пробовать? – хмыкнула Бекки. – Я хамила, когда ты ещё под стол пешком ходила. Поучи мамку рот раскрывать.

Всё вокруг замерло. Словно лёгкий ветерок судьбы промчался между двумя величайшими хамками двенадцатого сектора. Ауры беспредельной самовлюблённости, беспардонной наглости и неистребимой склочности упёрлись одна в другую, и сам пространственно-временной континуум заколебался в страхе. Казалось, Бекки и Цила окружены эпическим сиянием, блистают неземным светом – или просто Одиссей потерял порядочно крови и ударился головой, а потому был слегка не в себе.

– Ты всего лишь жалкий робот, – нервически расхохоталась грубля, дёргаясь всем телом, – Безмозглая жестянка.

– Прикинь, проиграешь безмозглой жестянке, вот это будет жесть.

– И как я тебе проиграю? – подбоченилась грубля. – У тебя тушёнка вместо сердца и замороженная каша вместо мозгов.

– Зато меня не волнуют калории и фигура. Могу закинуть в себя тонну тортиков и всё равно останусь идеальной.

– Только ты решётка-пустышка…

– Вот и не парюсь из-за чужого одобрения. Плевать я хотела на весь мир.

– Не смей перебивать, захлопни рефрижератор! – взбеленилась грубля. Искусное парирование герцогини вывело её из себя и пошатнуло уверенность в своих силах. – Пустая трата металла, ты никому не нужна!

– Пфф, я нужна всем и каждому, все доверяют мне ценное, в меня кладут самые нужные вещи. А вот тебя все только терпят.

– Да тебя кривыми культями сделали на свалке из ржавой мусорки для помоев! – отмахнулась пиратка, но её выпады с каждой секундой слабели.

– Сказала сморщенная бородавка гномика-дегенерата, проглотившего обдолбанного ежа.

– Да ты, ты! Захухря гнидолая, кривая тюрюхайская рожа, гроб на колёсиках, курва! – завопила грубля изо всех сил, вложив всё, что у неё осталось, в один вибрирующий хамский удар.

– Курва? – довольно хмыкнула Бекки. – Ещё какая!

Пиратка тяжело дышала. Все её атаки были отбиты, а она не смогла как следует парировать ни одной. Её израненная колкостями душа истекала ручейками самовлюблённости. Уровень гонора в крови был уже критически низок.

– Становится скучновато, – Бекки зевнула, и на её экране появился пасьянс «Квазарка». Надо же чем-то себя занять, когда сражаешься с таким убогим противником.

– Я не должна сомневаться в себе. Совесть убивает разум. Совесть – это маленькая смерть, – зашептала грубля. – Я встречу свою совесть и отвергну её; весь мир пройдёт мимо, и останусь лишь я, идеальная, а все остальные чмо.