Он понимал, что в его возрасте вряд ли стоит рассчитывать на благосклонность женщины. Он прекрасно знал, что лицо у него в морщинах, взгляд исподлобья, кожа грубая, а виски седые… словом, вид отставного кавалериста, которому перевалило за пятьдесят, но который все еще пытается молодиться, надевая излишне приталенные костюмы, купленные в магазине готового платья. Однако он не мог не любоваться женской красотой, напоминавшей ему о лучших годах его жизни. К тому же он любил свое ремесло, поэтому некоторые явления внушали ему желание разобраться, не кроется ли за блестящей видимостью какая-нибудь загадка или трагедия; впрочем, чаще всего там не оказывалось ровным счетом ничего.

Когда зажегся свет и дама встала со своего места, он убедился, что она высокая, статная и одета с большим вкусом, и это побудило его продолжить наблюдение. Он хотел видеть, хотел знать. И последовал за ней – отчасти из любопытства, отчасти из профессионального интереса. Но когда он уже почти приблизился к красавице, в толпе зрителей, направлявшихся к выходу, неожиданно начался переполох. Раздались крики, какой-то мужчина завопил:

– Держите воровку! Арестуйте ее! Она меня обокрала!

Элегантная дама наклонилась и посмотрела в зал. Виктор тоже перегнулся через перила. Внизу, в центральном проходе, молодой человек, низенький и толстенький, с разъяренной физиономией, беснуясь, усиленно работал локтями, пытаясь пробиться через окружавшую его плотную толпу. Но личность, которую он пытался догнать, указывая на нее пальцем, похоже, уже была далеко, поскольку ни Виктор, ни кто-либо из зрителей не заметил, чтобы какая-нибудь дама энергично выбиралась из зала, пытаясь спастись бегством. Однако человечек вопил, пыхтел, становился на цыпочки и, расталкивая всех плечами и локтями, продвигался вперед.

– Там!.. Там… она выскочила за дверь… черноволосая… сама вся в черном… в шляпке…

С трудом переводя дыхание, он не мог сообщить ничего, что бы позволило опознать воровку. В конце концов он принялся так яростно расталкивать всех вокруг, что сумел проложить себе дорогу и, выскочив в вестибюль, ринулся к распахнутым настежь дверям.

Там его настиг спустившийся с балкона Виктор: он услышал, как человечек все еще кричит:

– Держите воровку! Арестуйте ее!

На улице бренчали ярмарочные оркестры, в вечерних сумерках зажигались огни, в их свете вихрем кружилась пыль. Обескураженный молодой человек, потерявший из виду свою беглянку, растерянно озирался по сторонам. Внезапно, судя по всему заметив ее, он устремился в сторону площади Клиши, лавируя между автомобилями и трамваями.

Он бежал молча и очень быстро, видимо надеясь отыскать среди сотен прохожих ту, которая его обокрала. Скоро он почувствовал, что кто-то бежит рядом с ним, и прибавил ходу.

Чей-то голос спросил его:

– Вы по-прежнему ее видите?.. Но как, черт возьми, такое возможно?..

– Нет… я ее больше не вижу, – с трудом переводя дух, ответил он. – Но она точно побежала по этой улице…

Человечек свернул на малолюдную улицу, где немыслимо было бы не заметить женщину, передвигающуюся быстрее остальных прохожих.

На перекрестке пострадавший приказал:

– Давайте по правой улице… а я побегу по этой. В конце концов мы ее схватим. Низенькая брюнетка, в черном…

Но он не сделал и двадцати шагов по выбранному им маршруту, как уперся в стену; задыхаясь, едва держась на ногах, он, однако, заметил, что спутник его не послушался.

– Но как? Почему? – возмущенно воскликнул он. – Вы все еще здесь? Я же вам сказал…

– Я уверен, – ответил тот, – что с площади Клиши вы бежали наугад. А это наводит на размышления. Я знаю немало таких историй. Иногда идешь быстрее, когда стоишь на месте.