– Стойте! Вы что творите? – подбегаю к троице, только они почти не реагируют на мое появление. Тот высокий так и держит жертву избиения, а девчонка…

– Не мешай! – пыхтит она, мельком повернувшись ко мне, и снова наносит удар.

– Говорю, оставь его.

Пробую оттолкнуть девчонку. У жертвы все лицо в крови, а тот парень позади даже не пытается отпустить. Еще и место такое нашли, что никто не видит. Хорошо, что я заметил.

Держу ее за локоть. За грязный, как и в прошлый раз. Но сейчас меня это не волнует. Смотрю в темные глаза оборванки. Внимательно. Вглядываюсь в радужку, которую переполняет несдерживаемая ярость. В чуть нахмуренные черные брови. В поджатые губы. Даже челюсть напряжена. Как бы она зубы от такой силы сдавливания не сломала.

– Ева, эт че за хмырь? – спрашивает тот, кто держал окровавленного пацана. Ну теперь я знаю, как зовут эту незнакомку.

– Ты че тут забыл? – шипит она прямо в лицо. Так, чтобы никто не услышал. Кроме меня.

– А ты что тут забыла? Не сопротивляйся ты так!

– Не твое дело! И вообще, отпусти меня! – дергается она. Сильная. Но я сильнее. – Я этому придурку не до конца наваляла!

– Хочешь до конца? Серьезно? Ты его чуть не убила!

– Он заслужил!

– Чем заслужил?

Девчонка долго смотрит на меня. Внимательно. Все еще со злостью. Потирает костяшки пальцами. Щурится пару секунд, потом снова находит мои глаза и заглядывает с такой ненавистью, будто я виноват в появлении ссадин на ее маленьких кулачках.

– Он подставил меня, – отвечает тихо-тихо. Уже без шипения и недовольства, но с нотками злости.

– Не все решается кулаками.

– Слушай, мажор хренов, – говорит уже громче, – давай ты не будешь указывать, что и как делать, лады? Вали, куда шел, а я пошла дальше…

– Ты никуда не пойдешь, – крепче сжимаю ее локоть.

– Это приказ?

– Да, мать твою, приказ!

– Ты мне не отец, чтобы приказывать, ясно?

Своими словами она будто пробивает какую-то брешь в груди. Брешь правды. Ведь это так, я ей никто. Случайный прохожий, с которым она провела пару часов в машине. Мне должно быть все равно. Сама справится, раз так заявляет. Но почему-то эта ситуация не дает покоя. Не позволяет поступить иначе. И я не желаю отпускать маленькую руку девушки.

Что-то бред какой-то, не находите?

Отдергивает предплечье. И я отпускаю. Не пытаюсь снова схватить, когда она шагает прочь. Смотрю на черное удаляющееся пятно, понимая, что просто не в состоянии задержать девчонку. Она права. Это ее жизнь. Ее судьба. Ее правила.

Эти слова напомнили о моем положении. О бесконечных анализах, о диагнозе, о лечении, которое может не дать результата. Возможно, я никогда в жизни не стану отцом, никогда не буду скандалить со своим ребенком и выяснять отношения. Или же…

– Стоять! – кричит кто-то позади. – Ловите эту детдомовскую!

Все происходит в считанные секунды. Девчонка округляет свои темные глаза и устремляется к выходу, ее напарник кидает обездвиженное тело в сугроб и бежит в другую сторону. Мужчина в форме полицейского сначала провожает взглядом убегающую девчонку, но в итоге подходит к пострадавшему. Осматривает его, помогает встать.

А я не иду на помощь, как меня просят, делаю вид, что вообще не слышу их. Вместо этого ищу глазами девчонку. Вижу вдалеке темное пятно, скрывшееся между деревьями. Спряталась за одним из них, слилась с обстановкой, присела на снег. Вряд ли ее кто-то заметил, но я иду к ней. Не торопясь. Только на нее смотрю.

Зачем? Почему бы мне не вернуться к Эдгару и его девочкам? Не знаю. Все как-то на автомате происходит. Может, хочу лично привести виновницу за шкирку и сдать в руки полиции. Или выяснить, почему она так жестоко обошлась с тем мальчишкой.