Прокурор Юрий Иванович Берестаев с накапливающимся раздражением перелистывал уголовное дело. Время от времени рука его с дотлевающей сигаретой меланхолически оглаживала узенький, свежеподстриженный газончик волос на затылке. Порой что-то привлекало его особое внимание, и тогда той же рукой принимался он теребить лацкан форменного кителя, словно пытаясь выдрать из петлицы одну из двух звёзд, соответствующих его званию, – советник юстиции.

Андрей Тальвинский сидел напротив и с показным равнодушием смотрел в затушёванное летним дождём окно. В туманном отдалении заползал, погромыхивая, под мост маневровый паровозик, – районную прокуратуру, как водится, задвинули в пригород, в двухэтажное зданьице, которое она делила с райзагсом и специализированным магазинчиком по продаже гробов. Андрей предвидел реакцию прокурора, а когда тот, единожды прочитав дело, вновь открыл его с первой страницы, в догадке своей утвердился.

– Да, щучка с наглецой! – затягиваясь, оценил Берестаев. – А характеристика-то. Ишь ты – «высокоморальна, обладает чувством повышенной ответственности». И чего ещё, не разберу? «Душа коллектива»! – он аж поперхнулся. «Душа» его поразила особенно. – Ты погляди, что делают: у бабы три крупные недостачи за четыре года, дважды дело возбуждали, а она, оказывается, – «пользуется высоким авторитетом за бескорыстие и честность». С такой характеристикой не на скамью подсудимых, а прямо в Верховный Совет этим … спикером. Ты вот чего, вызови образину – кадровика, что характеристику состряпал, допроси по всей форме и – составь представление в исполком такое позубастей. Чтоб мёдом им, сволочам, не казалось. Считай, устное указание.

Он захлопнул аккуратно сшитый томик и, перегнувшись через стол, плюхнул его перед следователем.

– Сказать по правде, не ждал. Когда тебе дело это загубленное передали? Десять дней? Успеть выйти на хищение – это уровень. Просто приятно работать. Жаль даже, что на повышение уходишь. Хотя понимаю: расти-то надо.