— Не надо мне указывать, что делать, — обернулся и недовольно посмотрел. Ждал, что я скажу. Не хотела ругаться и пыталась объяснить.
— Я не указываю, тебе просто надо сходить, — сохраняла спокойствие и сдерживала бурю внутри.
— Сама сходишь и принесешь в штаб, — вскинул подбородок. — У меня нет лишнего времени. — Оба знали, что я виновата, и я буду делать все, чтобы загладить вину. Не только перед ним, но и перед всей авиабазой. Я практически все доделала. И потом, где мне его искать? Ну что за упрямец. Рональд же опять направился к выходу. Черт, его надо остановить.
— Потом не удивляйся, — повысила голос вслед, — если ты опять не полетишь. — Пустила на печать отчет. Он резко развернулся, а на лице заиграли скулы, сводимые судорогой от злости.
— Только попробуй и сразу же отправишься домой, второй раз я не буду молчать, — уставившись на меня, сказал он.
Как же он меня достал?! Почему нельзя просто общаться? Почему надо все время цепляться ко мне? Я проигрывала в этой схватке.
— Если я полечу домой, то ты навсегда лишишься своего неба, — жалкая попытка ответить.
Как же я сейчас его ненавидела! А может, и к черту эту работу? Лечить таких идиотов. Лучше вернусь домой. Исправив со злости кое-что в отчете, пустила на печать повторно. Он молчал. Недовольно рассматривал меня. Видел насквозь. Знал, что я блефую. Как же мне надоела эта его самоуверенность. Одновременно понимала: он сильнее, его не переспорить, не доказать что-то, но попробовать все же могла. Схватив распечатанные листы, направилась к нему и выдала последние аргументы:
— Вчера я приложила чуть-чуть усилий, — показывая размер большим и указательным пальцем, подошла ближе, — и ты не полетел. Я авиационный врач. Поверь, я знаю, как сделать, чтобы посеять сомнения относительно твоего здоровья. Ты будешь трижды здоров, но летать тебе будет нельзя.
Я ощутила все его напряжение и отвращение. Он не знал наверняка, что я могу, но пусть сомневается и думает, что делает.
— Иди за мной к Борисову. — Обогнув его, я схватилась за ручку и хотела открыть дверь, чтобы выйти в коридор. Но Рон уперся в нее ладонью, отчего я даже не смогла ее открыть.
— Ты кем себя возомнила? Ты медсестра с учебной базы! Ты хоть настоящую войну-то видела? Ты хоть одного человека спасла?
Я с силой сжала зубы, чтобы не расплакаться. Небо свело тупой болью. Такой, что все слова застряли от обиды. Нет, он говорил неправду. Он ничего обо мне не знал, но был так уверен, что я ничего не достигла в жизни. Внутри сгорала от понимания, что его мнение обо мне не поменялось.
Обида быстро сменилась злостью. Все внутри закипало от желания врезать ему и заткнуть. Я отбросила бумаги в сторону и со всей силы пихнула его в грудь. Рон сделал шаг назад, но успел схватить меня за запястья и притянуть к себе. Вцепился в меня глазами.
— Не смей меня трогать, — ровно проговорил он. — Кто дал тебе право поднимать на меня руку? Я к тебе и пальцем не притронулся. — Холодный голос разрезал и отдалял нас еще дальше друг от друга. — Хочешь быть на равных? Я тоже могу тебя толкнуть в ответ, — сильнее сдавливая мои запястья, выговорил. Потом резко дернул мои руки вниз и отпустил. Закрыв глаза, сдерживая слезы, я услышала шум открывающейся двери и его ледяной голос:
— Пошли к Борисову.
Поджав губы, подняла отчет и вышла следом. Глубоко вдохнула и выдохнула несколько раз, прогоняя подступающие слезы. Тело до сих пор дрожало от пережитого волнения. Я не понимала, почему мне так сложно, практически невозможно контролировать себя, когда он рядом.