Мы не учли одного: антрацитовый агатник, темный, почти черный цветочек с голубым отливом, лепестки которого измельчают после сушки до состояния порошка, придает волосам лишь оттенок. Мой папа любил им подкрашивать свои редкие седые пряди, у меня же после сушки полотенцем на голове словно распустился голубой, нет, синий с голубым отливом, василек. А по ощущениям так и вовсе одуванчик. Волосы стали вдруг невыносимо волнистыми и будто истончились. Хотя раньше казались живыми, красивыми и блестящими.
– Не переживай, – успокоила меня Рузи. – Агатник легко смывается, а захочешь цвет темнее, покрась еще раз. Поэтому возьми его с собой на всякий случай. – С этими словами она сунула в мою сумку склянку с пробковой крышкой, заполненную почти доверху красящим порошком.
А когда я ничего на это не ответила, продолжая сокрушенно смотреть на себя в зеркало, попросту надела на мою голову капюшон на завязке, а после накинула серый шерстяной плащ, старый и штопанный в нескольких местах.
Я же по‑прежнему медлила, стоя в дверях, ведущих из мастерской в хозяйственную пристройку с домной. Нет, кузницей, конечно, ее назвать сложно, но и небольшая наковальня имелась, и печь, и корыто, и много‑много всяких инструментов в придачу, для отливки, ковки, вытягивания, в общем, создания металлических элементов артефактов.
– Все, беги, – поторопила меня Рузи. – А то леди Шеннод предупреждала, что ждет гостей, и сына своего выгнала по городу шататься, чтобы не мешал.
Противное, ноющее чувство, не оставляющее меня с тех пор, как я решилась покинуть родовое поместье Шеннодов, лишь усилилось от этих слов. Но я собралась с мыслями и кротко приобняла мою дорогую гувернантку, а затем вылетела в пристройку, пока не передумала.
В этот самый миг в доме началось что‑то странное. Входная дверь громко хлопнула, а затем послышался удивленный возглас Руалы.
Хм. Наверное, это Раффаэль вернулся.
Что ж. Тем более делать мне здесь больше нечего. Записки с инструкциями кому нужно я оставила. Поэтому с легкой совестью отодвинула щеколду и выскользнула наружу. И вот же незадача. Незнакомец, как оказалось, бродил поблизости, что‑то вынюхивал. А когда внутри раздались крики, он как раз повернулся в сторону парадного хода.
Вот уж не ожидала, что он не уйдет! Поэтому пришлось обходить дом со стороны теплицы и припустить к докам по прямой через поле, чтобы поскорее спуститься с холма и скрыться за первыми деревьями перелеска.
* * *
Около часа, по внутренним ощущениям, я потратила на то, чтобы добраться до портовой улицы. И снова чуть нос к носу не столкнулась с этим настырным мужчиной в плаще цвета грязи. Как определила, что это именно он? Да по бряцанью и своеобразной походке, которую ни с чьей не спутаешь. Кстати, об этом. Точно ведь! И сама слегка ссутулилась и попыталась ему подражать, шагая следом, но с заметным отставанием.
Повезло еще, что в порту всегда было довольно людно, ведь там располагались конторы судовладельцев да ростовщические лавки, помимо двух не слишком приличных таверн. Поэтому мое странное и непривычное поведение, как и вид, не привлекло абсолютно никакого внимания. И хорошо.
Раньше я сторонилась этой улицы, когда требовалось срезать, добраться от одного края берега до другого, чтобы забрать товары, почту, новостные свитки, выписанные с материка. Оттого сведения мои об этой части города были непростительно скудны, точнее, поверхностны. Знать‑то я знала, что можно или поискать судовладельца и напроситься на любой корабль до материка Мие, или же попробовать договориться напрямую с капитаном какого‑нибудь торгового фрегата, реже галеона. Вот только уверенности в своих силах это не прибавляло.