В эту минуту Михаил Строгов протянул руки вперед.

– Ты здесь, Надя? – спросил он.

– Да, – отвечала молодая девушка, – я здесь, около тебя и больше никогда не покину тебя, Михаил.

При этом имени, произнесенном Надей в первый раз, Михаил Строгов вздрогнул. Он понял, что она знала все: кто был он и какие узы соединяли его со старой Марфой.

– Надя, – сказал он, – нам придется разлучиться!

– Разлучиться? Но почему, Михаил?

– Я не хочу быть тебе помехой на дороге. Отец твой ждет тебя в Иркутске! Надо, чтобы ты скорей спешила к отцу!

– Отец проклял бы меня, Михаил, если бы я покинула тебя после того, что ты для меня сделал!

– Надя! Надя! – отвечал Строгов, крепко сжимая ручку молодой девушки. – Ты должна думать только о своем отце!

– Михаил, – перебила его Надя, – тебе более нужна моя помощь, чем отцу! Разве ты отказываешься от своего намерения идти в Иркутск?

– Никогда! – энергично отвечал молодой человек.

– Но у тебя нет больше этого письма?..

– Этого письма, что украл Иван Огарев?.. Ну так что же? Я сумею обойтись и без него! Они обращались со мной как со шпионом! Я и буду действовать как шпион! Я пойду в Иркутск и расскажу обо всем, что видел, что слышал, и клянусь Богом, живым, в один прекрасный день негодяй встретится со мной! Но надо, чтоб я пришел раньше него в Иркутск!

– И ты хочешь, чтоб мы расстались, Михаил?

– Надя, негодяи отняли у меня все!

– У меня осталось еще несколько рублей и мои глаза целы! Я могу видеть за тебя, Михаил, я поведу тебя туда, куда одному тебе не дойти!

– А как же мы пойдем?

– Пешком.

– А на что же мы будем существовать?

– Станем милостыню просить.

– Так пойдем, Надя!

– Пойдем, Михаил.

Молодые люди уже перестали называть себя братом и сестрой. Общее горе, общая участь соединяли их еще теснее.

Отдохнув с час времени, они вышли из дома. Надя успела перед этим обойти все дома и собрать несколько ломтей черного хлеба и немного меду. Все это не стоило ей ни одной копейки; она начала уже свой промысел нищей. Худо ли, хорошо ли, но этот мед и хлеб утолил голод и жажду Михаила Строгова. Надя отдала ему большую часть этой скудной пищи. Она подавала ему кусок за куском и сама поила его медом из тыквенной бутылки.

– Надя, а ты сама ешь? – спрашивал он ее несколько раз.

– Да, Михаил, – отвечала всякий раз молодая девушка, доедая оставшиеся после него куски хлеба.

Выйдя из Семиловского, они снова направились по дороге в Иркутск. Надя энергично боролась с усталостью. Если бы Михаил ее видел, то, наверное, у него не хватило бы духу идти с нею дальше. Но Надя не жаловалась, и Михаил продолжал идти вперед с прежней поспешностью. Но почему же? Неужели он надеялся опередить татар? Он шел пешком, без гроша денег в кармане, был слеп, и, если бы Надя, его единственная руководительница, покинула бы его, ему оставалось бы только лечь на берегу реки и умереть как собаке! Но если только им удастся добраться благополучно до Красноярска, то можно считать, что еще не все потеряно. Стоит только представиться губернатору, и он поможет им, даст возможность доехать до Иркутска.

Весь погруженный в свои мысли, Михаил Строгов шел молча вперед. Он держал Надю за руку. Им обоим казалось, что они находятся между собой в непрерывном общении, что они, и не делясь мыслями вслух, понимают друг друга. Время от времени, однако, Михаил обращался к Наде:

– Надя, скажи же мне что-нибудь!

– К чему, Михаил? Ты ведь и так знаешь, о чем я думаю, – отвечала молодая девушка, стараясь говорить твердым голосом, чтобы не обнаружить своей усталости.