И вот возникает главный вопрос: кто же первым произнес слова ненависти к России, к русским, ко всему славянскому миру, отнеся всех славян, кроме поляков, к реакционным нациям, подлежащим уничтожению. Приведу лишь несколько цитат из статей Маркса и Энгельса, на которые мы так долго не обращали внимания. Читаешь сегодня статьи «Борьба в Венгрии» и «Демократический панславизм» и все переворачивается в душе от ярости, чувствуешь, какой ненавистью пропитаны строки, касающиеся славянских народов, особенно русских и России как государства, которое может объединить все славянские народы в Славянский Союз и своей мощью защитить его.
Революция 1848 года, по мнению Энгельса, разделила народы и нации на революционные и контрреволюционные. Раз нации революционны, то, значит, они сохранили жизнеспособность и должны жить; а нации контрреволюционные должны «в ближайшем будущем погибнуть в буре мировой революции». С презрением Энгельс высказывается в отношении «абстрактных качеств славянства и так называемого славянского языка», «о почти кочевом варварстве хорватов» и «болгар», есть, конечно, и цивилизованные славяне, но лишь «благодаря немцам», а потому ни о каком единстве славянства не может быть и речи: «…из-за некультурности большинства этих народов эти диалекты (славянские языки. – В. П.) превратились в настоящий простонародный говор и, за немногими исключениями, всегда имели над собой в качестве литературного языка какой-нибудь чужой, неславянский язык. Таким образом, панславистское единство – это либо чистая фантазия, либо русский кнут».
Уничижительно говорит Энгельс о южных славянах, которые поднялись на борьбу за восстановление своей национальной независимости. «Они – представители контрреволюции», потому что своими действиями способствовали подавлению немецко-венгерской революции. Но подражание революции «будет лишь временным». «Тогда на один момент славянская контрреволюция нахлынет на австрийскую монархию со всем своим варварством, и камарилья увидит, каковы ее союзники. Но при первом же победоносном восстании французского пролетариата, которое всеми силами старается вызвать Луи-Наполеон, австрийские немцы и мадьяры освободятся и кровавой местью отплатят славянским варварам. Всеобщая война, которая тогда вспыхнет, рассеет этот славянский Зондербунд и сотрет с лица земли даже имя этих упрямых маленьких наций.
В ближайшей мировой войне с лица земли исчезнут не только реакционные классы и династии, но и целые реакционные народы. И это будет прогрессом».
Энгельс сулит жестоко отомстить славянам: «…чехам, хорватам и русским обеспечены ненависть всей Европы и кровавая революционная война всего Запада против них».
Бакунин в то время призывал к справедливости, человечности, свободе, равенству, братству, независимости всех славянских народов…
«Мы не намерены делать этого, – решительно возражает Энгельс на эти призывы Бакунина. – На сентиментальные фразы о братстве, обращаемые к нам от имени самых контрреволюционных наций Европы, мы отвечаем: ненависть к русским была и продолжает еще быть у немцев их первой революционной страстью; со времени революции к этому прибавилась ненависть к чехам и хорватам, и только при помощи самого решительного терроризма против этих славянских народов можем мы совместно с поляками и мадьярами оградить революцию от опасности. Мы знаем теперь, где сконцентрированы враги революции: в России и в славянских областях Австрии…»
Энгельс не может простить «революционному панславизму» этой приверженности «фантастической славянской национальности». И если это будет так, то марксисты-революционеры будут знать, что делать. «Тогда борьба, беспощадная борьба не на жизнь, а на смерть со славянством, предающим революцию, борьба на уничтожение и беспощадный терроризм – не в интересах Германии, а в интересах революции». «Мы знаем, что нам делать: истребительная война и безудержный террор» – вот такие планы возникли у марксистов в отношении России и всего славянства.