С точки зрения центральноевропейской самоидентификации народов региона заслуживает внимания следующая, довольно пространная дефиниция, данная Д. Конрадом центральноевропейцу, как таковому. «Центральноевропеец – это тот, кто считает существующие государственные образования и их креатуру искусственными образованиями, так как они не соответствуют его собственному чувству реальности. Центральноевропейца тяготит, обижает, беспокоит, волнует разделенность нашего континента, – писал Конрад в 1988 г. – В прошлые века мы разделяли, но одновременно и сближали друг с другом Запад и Восток. Будь у нас сейчас “сознательная” Центральная Европа, она интеллектуально внушила бы европейское мирное урегулирование. Центральноевропейцем является тот, кто разделенность Европы не считает ни естественной, ни окончательной. Возможно, что европеизация Европы продвинется именно благодаря центральноевропеизации самой Центральной Европы»59.

Такой, не терпящей изоляции и «лагерности», – в идеале открытой во всех направлениях и впитывающей лучшие достижения культуры Запада и Востока, – представляли себе Центральную Европу интеллектуалы. Они, начиная с 1970‐х годов, всё более открыто признавали себя центральноевропейцами, отстаивающими свою региональную идентичность и свой особый менталитет, надеялись на возрождение Центральной Европы на новой основе.

В Венгрии были слышны голоса о том, что стране, собственно говоря, и не надо возвращаться в Европу, поскольку она оттуда никуда не уходила: «венгры и Венгрия уже более тысячи лет являются частью Европы», представляя собой при этом «важный фактор европейской безопасности»60. После революции 1989–1990 гг. Центральная Европа так или иначе пришла в движение. Она протестовала против того, чтобы её называли «Восточной Европой». Так, на одной из международных конференций в начале 1990-х годов, в частности, отмечалось: «Не следует говорить о Восточной Европе, ибо речь, собственно, идет о середине Европы, о восстановлении и повторном наполнении Европы… Нынче часто можно услышать, что Центральная Европа мертва. И говорят об этом с поразительным спокойствием именно после падения “железного занавеса” и в связи с расширением границ Евросоюза»61.

В новых исторических условиях Венгрия и некоторые другие страны региона выражали свою готовность, – как прежде, в эпоху Средневековья, – к взаимовыгодному региональному сотрудничеству, а также к функционированию в качестве центральноевропейского «моста», способствуя тем самым налаживанию контактов между Востоком и Западом. В этом направлении были сделаны конкретные шаги ещё кадаровского руководства Венгрии. Оно первым из соцстран региона взялось за установление добрососедских отношений со странами Запада. В дальнейшем, будучи заинтересованной в сотрудничестве, как с Западом так и с Востоком, Венгрия содействовала сближению двух мировых систем. Летом 1989 г. на венгерско-австрийской границе началось удаление пограничного заграждения из колючей проволоки – ненавистного всем символа «железного занавеса», олицетворявшего разделенность Европы; осенью того же года пала и берлинская стена. Были и другие яркие моменты в процессе сближения двух частей Европы, непосредственно связанные с Венгрией. Здесь достаточно напомнить об открытии венгеро-австрийской границы перед многотысячными «туристами-беженцами» из ГДР, отказывавшимися возвращаться на родину. В сентябре 1989 г. они смогли свободно выехать на Запад. Оценивая поступок венгерских социалистических лидеров, бывший вице-канцлер и министр иностранных дел ФРГ Г. Д. Геншер впоследствии выразил им благодарность за смелое решение, которое, по его словам, привело к ликвидации «железного занавеса». «Венгры, – отмечал он, – своим смелым поступком вызвали к жизни тот самый процесс, который со временем привел к объединению Германии и всей Европы»