– За то, что приехала без предупреждения. Но я в отчаянии. Хотя, клянусь, я очень давно хотела познакомиться с тобой.

– Да? Но я думала, что твоя мать… Оливия сказала, что ни ты, ни она не желаете иметь со мной ничего общего. – Майя прикусила губу, когда у нее дрогнул голос.

– Когда мама встретилась с тобой, я была уязвимой. Мне до сих пор трудно говорить о том периоде моей жизни. А мама всегда очень оберегала меня. Мне следовало извиниться, но я боялась, что ты обидишься на меня, хотя… – Ее губы задрожали, а голос надломился. – Хотя Криштиано и сказал, что я должна… Прости.

Она беспомощно оглядывалась по сторонам, пока Майя не протянула ей коробку с салфетками.

– Криштиано?

– Мой муж. – Виолетта взяла салфетку и осторожно промокнула ею гладкую щеку.

Майя изумленно разглядывала ее безупречный макияж.

– Но он умер, так и не увидев нашего дорогого Маттио.

Майя посмотрела на малыша широко распахнутыми и потрясенными глазами, и ее сердце сжалось.

– Мне очень жаль это слышать.

Младенец выбрал именно этот момент, чтобы схватить в свой пухлый кулачок прядь красиво окрашенных волос матери. Виолетта взвизгнула, и ее трагическое страдание сменилось раздражением.

– Давай я. – Майя наклонилась вперед и разжала крошечные, но цепкие пальчики, сжимавшие блестящую прядь каштанового оттенка у корней и светлую на конце. Трудно было угадать, какой у нее натуральный цвет волос.

– А теперь я… У меня ничего нет!

Изо всех сил стараясь не вести себя глупо, Майя предложила еще одну салфетку, но ее сводная сестра отказалась и откинула назад блестящие волосы.

– У тебя есть малыш, а у него есть ты, – наконец хрипло сказала Майя, к ее горлу подступил ком. Она с трудом сглотнула. Если она расплачется, то будет выглядеть не так красиво, как Виолетта. – Ребенку нужны любовь и забота, – прибавила она и напомнила себе, что любовью не оплатить счета. – Я знаю, быть матерью-одиночкой тяжело с финансовой точки зрения и…

– Но Маттио – Агости!

Майя в замешательстве покачала головой.

Казалось, ее невежество шокировало молодую женщину, которая округлила голубые глаза.

– Он наследник половины состояния Агости.

– Ах да. – Майя неуверенно кивнула. По ее мнению, ребенку было бы полезнее жить не в роскоши, а с отцом.

– Конечно, деньги должны были достаться мне, как его вдове, но Криштиано изменил завещание, и я знаю, кто в этом виноват, – мрачно сказала она. – Я точно знаю, что Маттио получит свою долю, – быстро прибавила она, увидев выражение лица Майи.

Майя кивнула, ей с трудом верилось в это заявление. Но разве она могла винить Виолетту?

– Но я не могу обращаться к Самуэле за каждой мелочью. Криштиано поручил ему обеспечивать финансовое благополучие нашего ребенка.

– Кто такой Самуэле? – спросила Майя, изо всех сил стараясь не упустить нить разговора.

– Он старший брат Криштиано. Он всегда ненавидел меня. Он ревновал меня, потому что Криштиано не позволял ему принимать единоличные решения. О, я не виню моего дорогого Криштиано, он был уязвим, а Самуэле настраивал моего мужа против меня. Ты наверняка мне не веришь, но ведь никто не верит! – воскликнула она почти визгливо. – Никто не понимает… Все думают, что Самуэле заботится о своей семье и обо мне.

Майя прижала пальцы к пульсирующим вискам. С каждым словом Виолетты перед ее глазами вставала до ужаса знакомая ей картина, переводившая гнев в спокойную решимость.

– О, я понимаю. Я отлично понимаю, – сказала она. – Внешне человек может быть замечательным, а в душе совсем другим.

До того, как отчим женился на ее матери, Майя считала его заботливым и внимательным человеком. Более того, он вроде бы снова сделал ее скорбящую мать счастливой. Потом они поженились и начались издевательства, настолько изощренные и коварные, что ее мать даже не заметила, как ее изолировали от друзей, а потом и от дочерей, пока не стало слишком поздно. Майя не знала тогда, но теперь понимала: Эдвард считал, что ее близость с матерью мешает ему полностью контролировать свою жену.