[74]. Что ж, раз Россия при Брежневе не отличается от России времен Николая I, значит, и она тоже – «тюрьма народов».

Уинстон Черчилль.

Как-то уже совсем в преклонном возрасте Черчилль гостил на яхте одного американского «олигарха». Гостей на палубе было много, и, развалившись в кресле с сигарой, сэр Уинстон поманил пальцем какого-то молодого стюарда в белом пиджаке и распорядился сбегать на кухню за шампанским. «Слушаюсь, сэр!» – юноша, не задумываясь, молнией метнулся за бутылкой. Через несколько лет «стюард» (его звали Джон Кеннеди) станет президентом США

Дж. Кеннан был в числе тех, кто считал: помочь освободиться «плененным народам», заключенным в камеры тюрьмы, – благое дело.

Уинстон Черчилль тоже полагал, что поддержка национального сепаратизма в СССР – самый лучший способ борьбы с советской властью. Он шутил порой, что «СССР – не тюрьма народов. Это коммунальная квартира народов»[75]. Надо просто расселить эту коммуналку.

Упоминали «тюрьму народов» и Збигнев Бжезинский, и Ричард Пайпс[76]. Западные аналитики были уверены, что «СССР, вне всякого сомнения, не новое государство, а территориальное расширение Российской республики»[77].

И что, имея дело с СССР, мир сталкивается с новым видом колониализма[78].

Конечно же и в бывших советских национальных республиках, а ныне независимых государствах, не обошлось без байки про «тюрьму народов». Представление о русском колониализме лучше всего помогало обосновать претензии на независимость и «доказывало», какие хорошие люди исконно жили именно в этой республике и какие плохие оказались русские «пришельцы»[79].

Самое интересное в этой истории то, что представление о России как тюрьме народов действительно можно вывести из творений классиков марксизма. Но совсем иное, чем было у Ленина. И вообще Маркс и Ленин совершенно по-разному видели судьбу народов, покоренных колониальными державами.

С точки зрения основоположников марксизма, до мировой революции не может идти и речи об освобождении колониально зависимых стран. Страны эти «неисторические», отсталые, в них нет ни «нормальной» буржуазии, ни «качественного» сформировавшегося пролетариата. Только когда в Европе, в «центре мира», восстанет пролетариат и начнет строить счастливое коммунистическое далеко, он сможет освободить и эти неисторические неевропейские народы, помочь им преодолеть отсталость. Если читатель думает, что я преувеличиваю, отсылаю его к статьям Карла Маркса и Фридриха Энгельса, посвященным колониализму[80].

Для Маркса и Энгельса не было и не могло быть никакого особенного развития, никаких особых исторических путей, отличных от путей развития стран Европы. Если в России что-то происходит не так, как в Европе, значит, тем хуже для России. Еще одно доказательство, что Россия – отсталая и недоразвитая.

Большевики с Лениным во главе воспринимали Россию вполне в духе Карла Маркса: не как особый культурный мир, не как уникальную семью народов, а как построенную по англосаксонскому образцу колониальную «тюрьму народов». Для них это была колониальная империя окраинного европейского народа – русских, захвативших и подчинивших себе множество других, прежде всего азиатских народов. Именно так и характеризовал Россию В. И. Ленин в своей знаменитой статье «О национальной гордости великороссов». Ни о каких отличиях России от остальных колониальных империй речи в ней не идет.

Но Ленин и большевики быстро поняли, какой громадный потенциал кроется в «национально-освободительном движении». Уже в ходе Гражданской войны 1918–1922 годов они сумели блестяще разыграть крапленую национальную карту, искусственно стимулируя «центробежные силы», разогревая воображение местных национальных элит, всячески разжигая их стремление выйти из состава Российской империи и, соответственно, безраздельно завладеть властью и – ГЛАВНОЕ (!) – собственностью на «своих территориях».