Надо сказать, что нашу интеллигенцию ждал неприятный сюрприз: проникнувшись духом солидарности со всеми осужденными «преступным царизмом», большевики объявили уголовников «социально близкими» элементами. Это когда, оказавшись в сталинских лагерях, она попадала в лапы «социально близких» авторитетов, на которых опиралась лагерная администрация.
Особняк Рябушинского в стиле модерн, построенный архитектором Ф. Шехтелем.
Власть обласкала пролетарского писателя, вернувшегося из эмиграции. Предоставила Горькому, например, неплохую жилплощадь в центре Москвы – бывший особняк миллионщика Рябушинского. Сейчас там музей-квартира писателя
Вот тут несчастная обманувшаяся интеллигенция и взвыла! Как будто глаза открылись! Вдруг выяснилось, что нет «на зоне» никакой романтики, никакой классовой близости. Уголовные отбросы общества, они что при царе, что при Советах – отбросы. Первые книги, в которых уголовный мир выведен однозначно отвратительным, богомерзким, двуличным, глубоко бесчестным, лишенным всякого человеческого лица, написаны именно в СССР – почитайте А. Солженицына[22], В. Шаламова[23], Ю. Германа[24].
Вывод прост: как и во всех других случаях, миф «благополучно» живет до тех пор, пока выдумщики не сталкиваются с собственной выдумкой. Вольно выдумывать сказки про благородных разбойников и их мир, поглядывая на него из окон квартиры в благополучном районе: в печке «стреляют» дрова, в чистой комнате за кофе с коньяком сидят вежливые образованные люди, под окном прохаживается городовой… А вот когда эти сказочники оказались в одном бараке с настоящими уголовниками – тут-то миф мгновенно рассеялся…
Как это обычно и происходит с мифами при столкновении с действительностью.
А в середине – конце XX века уже совсем другие поколения русских интеллигентов вдруг… начали петь блатные песни. Невероятно проникновение в язык уже самих слов из жаргона уголовников: «блат», «беспредел», «по понятиям».
А сам «бандитский фольклор»… Как невероятно популярен стал он в 1960—80-е годы в среде студентов и интеллигенции самого разного уровня и направления! Из всех русских бардов разве что супруги Никитины да Булат Окуджава подобных песен не сочиняли и не распевали. Долгое время на них строил свои выступления народный кумир Высоцкий, пока не обрел собственный голос. Да и, в общем, почти все барды в этом жанре хоть раз да отметились.
У нас часто объясняли с умным видом, что все дело здесь в особой преступности режима Сталина. Мол, если 10 % мужского населения побывало в лагерях, что ж удивляться? Ясное дело, интеллигенция прониклась мировоззрением окружения, в которое попала. Действительно ли это так?
Что же случилось с интеллигенцией?! Какая блатная муха их укусила?!
А никакая. Думаю, как раз все было наоборот. В жизнь пришло поколение, которое не получило «прививки» в виде блатарей, «косящих» под анархистов и получивших мандат на грабежи от имени Совдепии. Или в виде лагерного надзирателя из уголовных. А психология у них принципиально не изменилась: как они считали уголовных частью народа, так и продолжали считать. И как только ГУЛАГ подзабыли – радостно запели блатные песни.
В общем, тут даже не один, а два связанных между собой мифа:
и об особой исконной вороватости русских (Скифы мы! Азиаты! Ермаки! Казаки – воры – разбойники! Не честные голландские купцы, не английские моряки, не французские мушкетеры – что поделать!),
и о том, что «в самом» народе никогда и не проводилась грань между честным тружеником и ворюгой.
Миф и есть миф! Как и во всех остальных случаях, его можно и должно испытать строгим историческим знанием, требовать не эмоций и не «мнений», а фактов. Действительно… Кто же, что, у кого и когда именно украл?