Еще через день графиня вновь посетила Анну (та уже окончательно оправилась и поднималась с постели) и рассказала подробности:

– Фосс и его жена отпирались недолго. Теперь им грозит солидный штраф и, возможно, тюремное заключение. С вас же сняты все обвинения. Надо признать, что без содействия напыщенного идиота и по совместительству моего старшего сына, я говорю об Августе, здесь не обошлось. Обычно в таких случаях никто не слушает показания несчастного, чья вина заключается только в том, что он – неарийского происхождения. Но имя фон Веллерсхоф слишком хорошо известно, а Август занимает в Берлине, под крылышком садиста Гиммлера, достаточно высокое положение, чтобы нас посмели тронуть.

– Спасибо вам, госпожа графиня, – с чувством произнесла Анна.

К ее удивлению, старая аристократка продолжила неожиданно:

– Не исключено, что я еще не раз пожалею о своем опрометчивом поступке. А теперь вам надлежит покинуть будуар моей прабабки – ваша комната в южном крыле замка. Пора приниматься за работу!

После года мучений в семействе Фосс жизнь в замке Уленштайн, выстроенном в начале шестнадцатого века, показалась Ане раем. Но и у этого рая были свои изъяны – молодая женщина оставалась фактически рабыней – к ней хорошо относились, отлично кормили, никто ее не обижал: но свободы-то нет!

Впрочем, раз в неделю, когда выпадал ее выходной день, она покидала огромный замок, в котором насчитывалось не менее трехсот комнат, только двадцать из которых были обитаемы, и прогуливалась по старинному запущенному парку или поднималась на холм, откуда открывался чудесный вид на море.

Так, во время одной из прогулок, Анна и наткнулась на молодого графа Карла-Отто. Он номинально числился сотрудником рейхсминистерства иностранных дел и иногда посещал столицу, однако большую часть времени проводил в семейном замке, вместе с матушкой. Он в отличие от Августа весьма скептически относился к национал-социализму, однако отказывался вступать в прямую конфронтацию с властью, ограничиваясь сарказмом.

Анна знала, что именно молодой граф обнаружил ее в конюшне, он же на руках принес ее, бывшую без сознания, в будуар своей прапрабабки. Он же потом уговорил матушку-графиню вступиться за девушку и позволить ей остаться в Уленштайне.

Карл-Отто обожал верховую езду, собак и охоту. Он был хорош собой и умело пользовался своей внешностью – по слухам, граф Карл-Отто соблазнил не одну служанку и девицу из окрестных деревень. Горничные в замке нашептывали Анне, что Карл-Отто положил на нее глаз, а одна даже ляпнула, что он влюбился.

Услышав лай Нерона, Аня обернулась – граф, восседавший на гнедом рысаке, приблизился к ней.

– Вы тоскуете по своей родине? – спросил он.

Анна, еле сдерживая слезы, кивнула. И, неожиданно для себя, разрыдалась. Карл-Отто спешился, подошел к ней – и вдруг обнял.

– Мой муж, мой сын... – прошептала Анна. – Они...

– Я знаю, – нежно проговорил Карл-Отто. – Но вы... ты не можешь жить прошлым!

Он поцеловал ее. Анна попыталась высвободиться, но молодой граф удерживал ее за руки.

– Прошу вас, оставьте меня, – дрогнувшим голосом попросила молодая женщина. Про себя она подумала: неужели все повторится, как было с Симончуком и с герром Фоссом? Она считала, что граф отличается от них, но, похоже, ошибалась.

Карл-Отто отпустил Анну, но продолжал настойчиво:

– Ты разительно отличаешься от всех тех, что мне попадались раньше. И я знаю, ты неравнодушна ко мне!

Аня, отворачиваясь и подставляя заплаканное лицо ветру, возразила:

– Нет, граф, между нами ничего не может быть!