— Ну что вы, не нужно.

Меня кидает в разные стороны, когда мы съезжаем на грунтовку вслед за внедорожником, поэтому приходится крепко держаться.

— Мы же на “ты” перешли, — с усмешкой в голосе говорит Андрей. Я смущенно улыбаюсь. — Тогда как знаешь, мы просыпаемся очень рано, — замечает мужчина, переключая передачу. И снова этот гадкий звук. — У тебя коробка на ладан дышит. Как ты до нас доехала?

Я пожимаю плечами.

— Сама не знаю. Молилась всю дорогу.

Бросив на Андрея взгляд, вижу, что он улыбается.

— Ну ничего. Если хочешь, Клим, это мой сын, посмотрит машину, — предлагает мужчина.

— Да как-то неудобно.

— Брось, мы же теперь одна команда, — повернувшись ко мне, Боголюбов хищно ухмыляется.

Его взгляд шарит по моему телу, он буквально раздевает меня. А я не могу отвести глаз от его губ и щетины, пока не подпрыгиваю на очередном ухабе.

Дальше мы почти не разговариваем и едем в тишине, потому что тут даже радио не ловит. Только в том месте, где начинается обрыв, Андрей просит, чтобы я не ездила здесь одна, особенно в дождь или, как сейчас, в тумане.

Окна открыты. И я все не могу надышаться. Воздух здесь и правда обалденный, живой, густой, им хочется напится, в него хочется нырнуть.

Дорога по грунтовке занимает почти пятнадцать минут, а затем мы въезжаем на замку. В летних зеленых сумерках уже толком ничего не видно, разве что коттедж.

Он бревенчатый, многоуровневый, с асимметричной крышей и большой верандой. Нижняя его часть обложена камнем. Дом выглядит добротным, надежным, сделанным на века. Над крыльцом светит фонарь, но в доме и на остальной территории освещения нет.

— Вот здесь ты будешь жить, — сообщает Андрей, когда мы выходим из машины. — Как и обговаривали, проживание и питание за счет фирмы. — Я несколько раз киваю и вздыхаю полной грудью.

До меня доносится запах реки и свежего дерева.

Услышав приближающийся собачий лай, инстинктивно жмусь к Андрею.

— Не бойся, наши собакены не кусаются, — мужчина слегка приобнимает меня за талию. — Во всяком случае, те, кто не сидит в загоне. — К нам подбегают две собаки – хаски, и, не обращая на меня внимания, начинаются ластиться к своему хозяину. — Это Тася и Веста, они сестры, — Андрей треплет их за головы и велит сидеть. Хаски послушно садятся, не переставая радостно махать хвостами. — А это Магеллан, — приподняв ладонь, сообщает мужчина, — наш старина бладхаунд. Он у нас тут в единственном экземпляре, что-то вроде раритета.

Я смотрю на старого пса с вытянутой морщинистой мордой и огромными висящими ушами, который медленно и чинно направляется к нам.

— Сколько ему?

Умные глубоко посаженные глаза пса выдают усталость.

— Двенадцать лет. Это любимый пес Клима, — отвечает Андрей, присаживаясь на корточки и ласково проводя рукой по морде бладхаунда. — Твоя комната на втором этаже, слева. Я сплю на первом, у меня свой отдельный вход, — Андрей показывает направление. — А Клим в теплое время года ночует в доме на дереве. Это вон там.

Я слежу за его рукой.

— Ух ты! — вырывается у меня.

К небольшому домику, который словно прошивает огромная сосна, ведет веревочная лестница. В панорамном окне горит свет, и я различаю фигуру взрослого мужчины – широкие плечи, мощные руки, узкие бедра.

Я ожидала, что сын Андрея еще мальчик, возможно, подросток или юноша, но, судя по силуэту, Клим даже крупнее, чем его отец. И, похоже, он не горит желанием со мной знакомиться.

— Тебе у нас понравится, — обещает мужчина.

— Надеюсь, — сдавленно бормочу. Что-то напрягает меня в его тоне. — А здесь есть еще кто-нибудь?