– Что это? – девушка и слушала, и одновременно рассматривала необычные по стилю дома вдоль улицы.

– Кахве – это фильтрованный кофе, – в отличие от девушки, Том шел, просто смотря вдаль. Маршрут был ему хорошо знаком и не вызывал особого интереса. – Ты просто заливаешь кофе кипятком, держишь некоторое время, а потом удаляешь кофейную гущу вместе с фильтром. Вот и все, кофе готов.

– И какой он на вкус? – спросила девушка, не отрывая взгляда от зданий.

– На любителя. Я вот уже привык, и даже иногда хочется именно кахве.

– А ты много об это знаешь, – девушка все же повернулась к Тому и переключила свое внимание на него.

– Да. Я люблю именно такой уклад жизни. Место для раздумий. Конечно, оно больше подходит для интровертов, но не только. Но ты права – некоторые к кахве так и не привыкают. Поэтому создатель этого места был очень прав, разместив центральное кафе именно у североевропейского сектора. Оттуда к нам приходит много клиентов. Но выносить напитки из кафе запрещено, чтобы не портить атмосферу, не привносить сюда глобализацию.

Оливия остановилась и огляделась по сторонам – на улице почти никого не было, только вдали пожилая пара гуляла с собачкой. Но с такого расстояния они явно не могли разглядеть их стаканчики.

– А как же наш кофе? – взволнованно спросила девушка, пряча его за спину.

– Расслабься! – улыбнулся Том, махнув рукой, – Я все продумал. Американо максимально похож на кахве с виду, так что мы действуем в рамках закона. Но, – юноша поднял указательный палец, – вот если бы у нас был прозрачный стаканчик со взбитыми сливками или капучино – вот тут мы могли бы и схлопотать.

– Отлично! – Оливия снова отхлебнула кофе.

– Ну, пошли гулять дальше?

Они молча свернули на улицу, уходящую вверх. За счет этого казалось, что она идет прямо в небо, в оранжево-красный закат. Наклон улицы был небольшой, но девушка стала отставать. Том становился, чтобы подождать ее.

– Так, кажется, ты слишком привыкла к плоским поверхностям, – ухмыльнулся он. – Давай тогда воспользуемся туннелем, он, кстати, тоже весьма примечателен, его стоит посмотреть.

Они вернулись на несколько сотен метров обратно и вошли в арку, уходящую в холм. Внутри проход был подсвечен длинными неоновыми лампами. В их неярком свете на стенах таинственно проступали рисунки силуэтов животных.

Коридор поворачивал вправо, и сразу после поворота послышались звуки скрипки. Она играла все громче и громче, пока Оливия не увидела у стены коридора сухощавого пожилого мужчину в длинном расстёгнутом темном плаще. Он самозабвенно водил смычком, и, повернувшись на звук шагов, изменил мелодию на более веселую.

– Я удивлена, что на представительской планете есть бомжи! – сказала девушка, как только они вышли из туннеля.

– А кто тебе сказал, что он бомж? – спокойно поинтересовался юноша, отпив уже подстывший кофе.

– А зачем еще кому-то играть в переходе? – удивилась Оливия.

– Так я тебе скажу, – Том даже остановился, чтобы посмотреть на реакцию девушке на свои слова, – он очень даже богат. Он богаче и тебя и меня, и нас вместе взятых. Но… он хочет играть в переходе, хочет дарить свою музыку прохожим и получать от них честное вознаграждение своего таланта.

Стаканчик замер у Оливии в руке. Она не могла поверить в услышанное. Человек из перехода – богач? В странном черном плаще? Зачем богачам стоять и собирать деньги в шляпе?

Том, как будто, услышал все ее вопросы:

– Это только кажется, что, если у тебя будет много денег, ты будешь весь день лежать под зонтиком на пляже и пить коктейли. Говорят, через пару лет это надоедает. Именно поэтому настоящих южан ты никогда не найдешь на пляже. Им это уже надоело. Люди ищут себя, свою среду. Свою культуру, – он улыбнулся. – А мы получаем на этом деньги. Хотя вложиться тоже пришлось не мало. Посмотри сюда, например!